Дельцы. Том II. Книги IV-VI

— Отъ его высокопревосходительства, сказалъ Саламатовъ въ полголоса, обращаясь въ сторону Гольденштерна и подмигивая глазомъ.

Пробѣжавъ бумагу, онъ торопливо отвѣтилъ курьеру:

— Доложите, что буду сейчасъ-же.

— Что такое? вскричалъ Гольденштернъ, привскакивая съ кресла, какъ только курьеръ скрылся.

— Приглашаютъ на какое-то экстраординарное объясненіе.

— Вамъ-же лучше… лишній разъ доложить можете.

— Объ чемъ мнѣ докладывать-то!.. Это посланіе мнѣ не нравится…

— Думаете, по нашему дѣлу?

Саламатовъ промолчалъ и, заложивъ руки за спину, прошелся взадъ и впередъ.

— Ну, Абрамъ Игнатьичъ, крикнулъ онъ, становясь противъ Гольденштерна: — уговоръ лучше денегъ! если меня сегодня по шапкѣ, я васъ посажу всѣхъ или вы раскошелитесь еще. Слышите? Я долженъ это теперь-же знать.

— Да сдѣлайте одолженіе!..

— Нечего тутъ. Я цифры не обозначаю. Лишняго не сдеру, но за безчестье свое возьму.

— Но вѣдь это не условіе-же, началъ заикаясь Гольденштернъ.

— Сильнѣе всякаго условія. Такой-ли я, батенька, человѣкъ, чтобы задаромъ изъ-за васъ что-нибудь терять, такъ-ли-съ?

— Извѣстно, хи, хи, хи!..

— Ну, такъ на усъ себѣ и мотайте. А теперь мнѣ одѣваться и ѣхать нужно. Вечеромъ розыгрышъ нашей лотереи будетъ.

Абрамъ Игнатьевичъ сдѣлался вдругъ очень серьезенъ, даже поблѣднѣлъ, застегнулъ сюртукъ и заговорилъ прерывающимся, нутрянымъ голосомъ:

— Вы, Борисъ Павловичъ, какъ благородный человѣкъ, не впутайте насъ… Мы ни къ чему не причастны. Вы намъ, не изволили говорить, какъ поведете дѣло… Сдѣлайте одолженіе! Изъ-за чего-же намъ платиться…

— Да полно вамъ канючить-то… чего испугались? Что васъ по владиміркѣ отправятъ? Давно-бы слѣдовало, да на этотъ разъ оставятъ въ покоѣ… Вы только объ одномъ знайте: камергеру Саламатову завтра-же за безчестье чистыми деньгами, что положитъ…

— Да ужь объ этомъ что-же… заговорилъ Гольденштернъ: — если вы пострадаете….

— И ни слова больше.

Онъ позвонилъ. Гольденштернъ торопливо простился съ нимъ.

Минутъ черезъ двадцать, покачиваясь въ коляскѣ, Саламатовъ спокойно обдумывалъ, что онъ потеряетъ съ выходомъ въ отставку.

Чего-нибудь скандальнаго онъ, конечно, не желалъ. Съ другой стороны, стряхнуть съ себя обузу подчиненности ему давно хотѣлось. Но тутъ воздвигался передъ нимъ образъ супруги. Афронта она не перенесетъ, а ссориться съ ней вплотную Саламатовъ не рѣшался…

Борисъ Павловичъ что-то сообразилъ, когда коляска его остановилась около подъѣзда съ двумя круглыми фонарями. Поднимаясь по парадной лѣстницѣ, онъ оправилъ нѣсколько лацканъ вицмундира, изъ водъ котораго виднѣлась звѣзда. На верхней площадкѣ онъ отдышался и, взъерошивъ волосы, попросилъ дежурнаго чиновника доложить о себѣ.

Его тотчасъ-же приняли. По поклону, какимъ онъ былъ встрѣченъ, Саламатовъ сейчасъ-же сообразит, что его высокопревосходительство имѣютъ сообщить ему нѣчто кислосладкое.

— Мнѣ бываетъ весьма прискорбно, слышалось ему изъ устъ его высокопревосходительства, — всякій разъ, когда я вынужденъ контролировать образъ дѣйствій тѣхъ изъ моихъ подчиненныхъ, которые занимаютъ такіе посты, какъ вы…

Саламатовъ почтительно двинулъ животомъ.

— Позвольте-же мнѣ заявить вамъ откровенно, Борисъ Павловичъ, что вы дѣйствуете слишкомъ неразборчиво… или, лучше сказать, какъ-бы забывая, гдѣ вы служите.

— Другими словами? подсказалъ Саламатовъ.

Онъ слушалъ только однимъ ухомъ и соображалъ въ эту минуту, что ему запросить за выходъ въ отставку.

— Вы берете на себя веденіе дѣла, рѣшеннаго въ мѣстѣ вашего служенія, и дѣйствуете съ видимымъ намѣреніемъ всякими средствами кассировать состоявшееся рѣшеніе. Допускаю такой образъ дѣйствія для всякаго другаго лица, для любого повѣреннаго, но не для васъ… Поставьте вы себя въ мое положеніе: я держу въ вѣдомствѣ моемъ чиновниковъ, которые подкапываются подъ первое учрежденіе этого вѣдомства. Это, извините меня, вопіющій соблазнъ!…

— Другими словами, продолжалъ Саламатовъ, громко отдуваясь — вамъ угодно, чтобъ я удалился?

— Вы сами понимаете.

— Если таково желаніе вашего высокопревосходительства, заговорилъ Саламатовъ, поднимая нѣсколько голосъ, — то мнѣ, конечно, неудобно будетъ оставаться въ занимаемой мною должности, но позволю себѣ замѣтить, что обвиненіе, высказанное вашимъ высокопревосходительствомъ, не можетъ быть формально подтверждено… Это не больше, какъ слухъ.

— Однако! строго отвѣтили Саламатову.

— Допустимъ, что оно совершенно вѣрно, но слѣдствія по такому дѣлу вы и сами не допустите, стало быть, предлагая мнѣ отставку, надо прежде всего получить мое доброе согласіе. Я вѣдь могу заупрямиться, да и каждый на моемъ мѣстѣ такъ-же-бы заупрямился.

— Что-же вамъ угодно?

Выслушавъ вопросъ, сдѣланный полунасмѣшливымъ, полуудивленнымъ тономъ, Борисъ Павловичъ крякнулъ и съ особой отчетливостью выговорилъ:

— Отставку мою я цѣню не очень высоко, но даромъ все-таки не удалюсь: ваше высокопревосходительство соблаговолитъ отпустить меня съ чиномъ тайнаго совѣтника и мундиромъ.

Саламатову отвѣтили какъ-бы презрительной усмѣшкой, на которую онъ не обратилъ никакого вниманія…

— Меньше взять, заключилъ онъ, — себѣ дороже, какъ говорятъ апраксинцы.