Дельцы. Том II. Книги IV-VI

Вошла Лиза. Внѣшность ея сильно измѣнилась втеченіи года; ничего почти не осталось изъ дѣтскихъ особенностей той дѣвочки, которую можно было, годъ назадъ, встрѣтить каждый день въ 10-й линіи Васильевскаго острова. Лицо ея удлиннилось, стало блѣднѣе и строже. Глаза сдѣлались больше и темнѣе. Взглядъ ихъ потерялъ прежнюю зоркость. Два ея зуба, нуждавшіеся въ употребленіи машинки, уже не выставлялись такъ, какъ прежде, хотя все-таки подпирали слегка верхнюю губу. Косы превратились въ тугой шиньонъ, отчего вся голова потеряла прежній полуребяческій видъ. Траурное ея платье почти не отставало отъ полу. Ноги, крупныхъ размѣровъ, были обуты въ красивые ботинки на высокикъ каблукахъ. Движенія ея значительно утратили ту оригинальность, которая замѣчается въ дѣтяхъ за-границей. Петербургъ уже положилъ на нее свою печать. Она и ходила, и кланялась, и даже говорила гораздо сдержаннѣе и суше.

Войдя въ столовую, Лиза, по обыкновенію, пожала руку Борщову и Катеринѣ Николаевнѣ. Она присѣла тихо къ столу и взяла изъ рукъ Катерины Николаевны чашку, не прерывая ихъ молчанія. Чай пила она, обыкновенно, съ большимъ усердіемъ, точно дѣлала какое-то дѣло, раздувая ноздри и слегка посапывая. Но на этотъ разъ она начала прихлебывать безъ обычной старательности. Опущенные ея глаза были устремлены на одно мѣсто скатерти и не поднимались вплоть до той минуты, когда чашка была допита.

— Хотите еще? спросила ее Катерина Николаевна.

— Merci, отвѣтила Лиза и замѣтно поблѣднѣла.

Борщовъ остановился у стола и довольно внимательно поглядѣлъ на нее.

Лиза встала, отряхнула платье и, ни къ кому особенно не обращаясь, выговорила:

— Мнѣ нужно вамъ что-то сказать.

Катерина Николаевна слегка улыбнулась, а Борщовъ, хлебнувши изъ стакана, подвинулся къ столу.

— Вы мои друзья, начала низкимъ голосомъ Лиза, — и я хочу быть съ вами совсѣмъ откровенной.

— Пожалуйста, откликнулся Борщовъ.

Катерина Николаевна сдѣлала соотвѣтственный жестъ головой.

— Я должна вонъ изъ Россіи! вырвалось у Лизы и она тяжело задышала.

Ей ничего не отвѣчали. Она поглядѣла на нихъ обоихъ, щеки ея зардѣлись и она уже свободнѣе, но съ возрастающимъ волненіемъ продолжала:

— Мнѣ очень трудно здѣсь оставаться. По русски я теперь не забуду, а больше я здѣсь ничему, хорошенько не выучусь.

— Отчего-же? спросила ее Катерина Николаевна — у васъ хорошія способности. Вы можете теперь учиться чему хотите…

— Да, перебила ее Лиза: — я не буду спорить, я говорю одну только вещь: мнѣ очень тяжело въ Петербургѣ. Въ гимназіи дѣвочки какія-то странныя, у меня нѣтъ друзей… здѣсь все умираетъ, отсюда всѣ ѣдутъ. Я не понимаю и не вижу, съ кѣмъ я буду потомъ жить.

Она остановилась и ласково взглянула на Катерину Николаевну.

— Пожалуйста, не думайте, что я не довольна, что — мнѣ у васъ дурно. Я знаю, что мнѣ нигдѣ-бы лучше не было. Вы добрые и умные… Я не отъ васъ ухожу. Мнѣ противно въ Петербургѣ. Дальше въ Россіи я не ѣздила, но, кажется, и тамъ также. Это такая страна.

— Какая-же? спросилъ Борщовъ, очень заинтересованный тѣмъ, что говоритъ Лиза.

Катерина Николаевна слушала ее съ неменьшимъ интересомъ, опершись обоими локтями объ столъ.

— Я съ вами спорить не могу, отвѣтила Лиза, громко вздохнувъ. — Можетъ быть, въ другихъ городахъ жизнь совсѣмъ не такая, но мнѣ не надо здѣсь оставаться. Я вамъ это говорю потому, что вы мои друзья.

Кончивъ, она опустилась на стулъ и сложила руки на груди.

— Если оно такъ, заговорилъ Борщовъ, теребя свою бороду, — то куда-же-бы вы хотѣли отсюда?

— Назадъ, за-границу? подсказала Катерина Николаевна.

— Да, туда, тихо промолвила Лиза.

— Вы совершенно свободны, дитя мое, заговорила Катерина Николаевна. — Вы сами называете насъ вашими друзьями, поэтому я, какъ другъ, замѣчу вамъ одно: мать ваша стремилась сюда больше для васъ. Ей хотѣлось, чтобы вы получили воспитаніе въ родной странѣ. Она жила и трудилась затѣмъ только, чтобы устроить васъ здѣсь, а не за-границей; иначе-бы она не пріѣхала сюда. Подумайте объ зтомъ, Лиза…

— О, я думала! вскричала Лиза съ совершенно недѣтской энергіей — я долго думала; когда мама въ первый разъ легла въ постель, я уже видѣла, что намъ нужно вонъ. Вы говорите: мама пріѣхала для меня, но это, это самое было всегда… une grande désolation pour moi! [79] Въ одинъ годъ она потеряла все здоровье. У насъ былъ другъ и онъ тоже умеръ… d’une autre façon [80]. Я каждый день глядѣла на маму и думала, если быть prolétaire и работать, чтобы не быть голодной, такъ лучше тамъ, гдѣ есть солнце, гдѣ дешевле жить, гдѣ народъ смѣется, не такъ, какъ у васъ здѣсь, гдѣвсѣ… rodent comme des âmes en peine!.. Если-бъ мама хотѣла послушаться меня! Я могла работать, gagner ma vie, я не хотѣла сдѣлаться барышней. Мама такъ меня любила, она не стала-бы держать меня здѣсь, если-бъ можно оыло уѣхать…

Лиза выговорила послѣднія слова слегка дрожащимъ голосомъ и двѣ слезинки показались на ея рѣсницахъ. Отъ волненія она встала.