Дельцы. Том II. Книги IV-VI

— Нужды нѣтъ! повторила опять Катерина Николаевна, не уступая Борщову своей Елены Васильевны. — Если такъ сортировать то мы останемся рѣшительно одни… Я не хуже тебя вижу, кто такая Елена Васильевна, но ея пылъ, ея настоящую доброту, даже ея мистицизмъ и елей я хочу употребить на служеніе нашему дѣлу и постараюсь воспользоваться всѣмъ этимъ поумнѣе.

— Тогда, горячо возразилъ Борщовъ, — почему не обратиться ко всѣмъ барынькамъ изъ команды Степана Иваныча Кучина? И что это у тебя, Катя, за переувеличенная боязнь остаться одной? Найдутся люди, найдутся женщины… онѣ уже есть…

— Кто-же это? рѣзко спросила Катерина Николаевна — твоя Лидія Петровна, напримѣръ?

Лиза замѣтила, что губы Катерины Николаевны сложились въ довольно-таки язвительную усмѣшку.

— Что-жь ты находишь сказать противъ нее?

— Вотъ ужь ее-то бы я не стала звать, проговорила Катерина Николаевна все такъ-же насмѣшливо.

— Да почему-же? удивленно вскричалъ Борщовъ.

— Сухая резонерка! Въ дѣло она, какъ слѣдуетъ, не войдетъ скажетъ нѣсколько мудрыхъ словъ… отъ которыхъ вѣетъ скукой и книжкой.

— Катя, перебилъ Борщовъ, — меня не на шутку огорчаетъ, что ты такъ относишься къ самымъ интели-гентнымъ изъ нашихъ женщинъ.

«Интелигентный, отмѣчала Лиза: — cest: intelligent?..»

— Я знаю, не уступала Катерина Николаевна, — что она умна, читала много и можетъ поддерживать всякій разговоръ, даже спеціальный…

— Этого мало! перебилъ Борщовъ — она честная труженница!..

— И это я знаю… Она все, что тебѣ угодно, сама добродѣтель; но намъ она безполезна… тебѣ, можетъ быть, хочется, чтобъ она про наше дѣло отзывалась хвалебно тамъ, гдѣ она играетъ роль… такъ это тщеславіе, мой другъ… да и на это она не годится… въ ней нѣтъ никакого энтузіазма, никакой вѣры; она только и годна на резонерство, — пожалуй, очень радикальное, но всегда въ неодобрительномъ тонѣ… Ей все мало…

— Во всякомъ случаѣ, исключать ее никакъ нельзя!

— Пригласи, я не препятствую, во помирись и съ Еленой Васильевной.

Лиза почему-то осталась довольна, что она увидитъ и Елену Васильевну и Лидію Петровну. Но тѣмъ не кончилось преніе, говорили еще про какую-то мадамъ Мерлетъ.

— Кто тебѣ ее рекомендовалъ? спросила Катерина Николаевна.

— Она была у меня по устройству одного утра…

— Ничего-то я въ ней не вижу, кромѣ подмалеваннаго благообразія, съ легкой гримасой выговорила Катерина Николаевна.

— Она бойка… Слѣдуя твоей системѣ, разсмѣялся

Борщовъ, — такими барыньками пренебрегать не надо. Онѣ носятъ мундиръ для насъ полезный — и то хорошо!..

— Лучше сказать: мундиръ этотъ полезенъ имъ самимъ… разумѣется, съ должнымъ количествомъ poudre de riz…

— Ахъ, Катя, ты все язвишь. Нехорошо!…

На этомъ разговоръ и оборвался.

Чрезъ два дня послѣ него должно было состояться совѣщаніе. Лиза про себя дала ему названіе «conférence» и стала ожидать эту «conference» съ особымъ интересомъ…

Пришелъ и вечеръ совѣщанія. Лиза причесалась старательнѣе, надѣла красивенькій воротничекъ и манжеты и не совсѣмъ твердымъ голосомъ спросила Катерину Николаевну:

— Puis-je assister à la conférence? [64]

— Oui, mon enfant, отвѣтила та весело и поцѣловала ее.

Лиза, ходя по гостиной, держалась ближе къ передней; при первомъ звонкѣ, она выглянула туда. Собираться стали скоро, одна за другою: первой явилась маленькая фигурка въ черной юбкѣ, въ мужской поярковой шляпкѣ и короткомъ пальтецѣ, котораго она не сняла. Ея морщинистое личико со вздернутымъ носикомъ все двигалось, а курчавые волоски дрожали за ушами. Росту она была не выше Лизы.

Высокую женщину въ сѣромъ, съ платкомъ на головѣ, худую и смуглую, Лиза долго оглядывала и рѣшила, что она-то и есть Елена Васильевна, отъ которой пахнетъ «елеемъ» и «прекраснодушіемъ».

— Дайте мнѣ булавочку, душечка, сказала ей красивая блондинка съ матовымъ цвѣтомъ лица, въ шелковомъ платьѣ, остановившись въ дверяхъ гостиной.

Лиза подмѣтила, что блондинка, стоя передъ портьерой, быстрымъ движеніемъ вынула изъ кармана какую то тряпочку и такъ-же быстро провела ею по лицу.

«Ça! c’est madame Merlette!» [65] подумала Лиза, подавая ей булавку.

Потомъ явилось разомъ нѣсколько дѣвицъ. Три были на одно лицо, съ длинными ногами. Онѣ о чемъ-то шептались между собой и двѣ часто прыскали. Лизѣ показалась забавной ихъ смѣшливость.

— Гдѣ-же Лидія Петровна? тревожно спрашивала она себя, минутъ десять спустя, когда всѣ, повидимому, были въ сборѣ.

Нашла она и Лидію Петровну; по крайней мѣрѣ, она рѣшила, что это та женщина въ свѣтломъ шерстяномъ платьѣ, которая, стоя съ Борщовымъ у окна, курила папиросу и все какъ-то подергивала ртомъ. Глаза у ней были на выкатѣ и ноздри очень рѣзко вырѣзаны.

«Oh! celle-la, думала она: — c’est une maîtresse-femme!»[66] и даже ощутила неловкость, когда собесѣдница Борщова устремила на нее свои круглые глаза, съ замѣтнымъ любопытствомъ. Лиза забилась въ уголокъ.

Гостиная приняла, въ глазахъ ея, торжественный видъ. Отъ природы очень не застѣнчивая, Лиза чувствовала въ эту минуту легкое смущеніе.