Дельцы. Том II. Книги IV-VI

— Спасенъ, спасенъ, голубчикъ, говорилъ, едва-едва удерживая слезы, Бенескриптов — за большое дѣло я не возьмусь теперь, гордость меня и то погубила… хорошо-бы хоть какъ-нибудь прожить…

— Что-жь вы будете дѣлать? спросила Лиза.

— Собрался съ добрыми людьми… въ долгій путь, буду скитаться съ ними…

— Я не понимаю…».

— Эхъ! вскричалъ Бенескриптов: —коли-бы я на что-нибудь годенъ был для васъ, родная моя Лизанька, я-бы здѣсь и кости сложилъ, въ этомъ проклятомъ Петербургѣ!..

— Нѣтъ, перебила его Лиза, — для меня не нужно; я здѣсь не останусь, я тоже уѣду, и васъ съ собой не возьму, хоть и люблю васъ очень… для меня вы не можете- быть все… я не хочу. Будемъ жить: вы въ Россіи, я тамъ…

И она показала рукой вдаль.

— Гдѣ-жь? почти съ испугомъ выговорилъ Бенесриптовъ.

— Откуда я пріѣхала. Такъ я рѣшила, и прощаюсь съ вами сегодня… Вы когда ѣдете?.. говорите правду.

— Положили мы завтра, да теперь что-же…

— Нѣтъ, нѣтъ. Для меня не оставайтесь! Куда вамъ писать?

— Да вы ужь лучше дайте вашъ адресъ… а мы вѣдь скитаться будемъ…

— Я у Борщовыхъ живу. На его имя и пишите, и дайте мнѣ честное слово, нѣтъ… какъ другъ… это лучше… что вы не постыдитесь меня, когда вамъ будетъ плохо?

Бенескриптов привлекъ ее къ себѣ и поцѣловалъ въ лобъ.

Возвращаясь, Ѳедоръ Дмитріевичъ проходилъ мимо нѣсколькихъ «виноторговль», и ни въ одну его не манило.

XIII.

Простившись съ Авдотьей Степановной и съ Бенескриптовымъ, Лиза уже никуда не выходила, кромѣ своей гимназіи. Ее не тянуло и гулять. Съ Катериной Николаевной она стала немного разговорчивѣе, но не ласкалась къ ней.

— Скажите мнѣ, Лиза, спросила ее та вечеромъ того дня, когда она ходила на свиданіе съ Бенескриптовымъ — хорошо-ли вамъ у насъ?

— Мнѣ лучше нигдѣ-бы не было… въ Петербургѣ, отвѣтила сосредоточенно Лиза.

— Гдѣ-бы вы хотѣли провести лѣто?

— Я не знаю Россіи; можетъ быть, вездѣ точно такъ-же, какъ и здѣсь… На Волгѣ хорошо…

— А вамъ туда хотѣлось-бы… къ Авдотьѣ Степановнѣ?

Вопросъ Катерины Николаевны заставилъ съежиться Лизу.

— Я ее больше не должна видѣть, проговорила она еще сдержаннѣе.

Больше отъ нея Катерина Николаевна ничего и не добилась; но этотъ маленькій «interrogatoire» (такъ Лиза назвала его) убѣдилъ Катерину Николаевну, что ея питомица что-то такое затаила въ себѣ.

— Оставь ты ее въ покоѣ, сказалъ ей на другой день Борщовъ, когда она сообщила ему свои наблюденія надъ Лизой, — Что за тревожность у тебя такая!.. Дѣвочка растеряла разомъ всѣ свои привязанности, а ты къ ней пристаешь.

Катерина Николаевна перестала «приставать» къ Лизѣ.

В теченіе нѣсколькихъ дней Борщовъ и Катерина Николаевна о чемъ-то все совѣщались. Лизѣ приходилось присутствовать при этихъ совѣщаніяхъ, происходившихъ и за обѣдомъ, и по вечерамъ. Рѣчь шла о какомъ-то собраніи, которое должно было произойти въ скоромъ времени въ ихъ квартирѣ. Лиза прислушивалась и потомъ, сидя въ своей комнаткѣ за уроками, разбирала про себя все ею слышанное. Она видѣла, что оба, и Катерина Николаевна, и Павелъ Михаиловичъ, были недовольны, не то собою, не то тѣмъ, какъ у нихъ подвигалось ихъ дѣло. Они хотѣли заинтересовать въ немъ всѣхъ «хорошихъ людей», какъ выражалась мысленно Лиза, и этихъ хорошихъ людей надо было искать между женщинами.

Павелъ Михийловичъ дѣлалъ сортировку хорошимъ женщинамъ; Катерина Николаевна спорила съ нимъ, находя, что онъ слишкомъ «нетерпимъ». Это слово Лиза запомнила, а также и то, которое Борщовъ употребилъ въ отвѣтъ Катеринѣ Николаевнѣ:

— А иначе, вскричалъ онъ, — выйдетъ безпринципіе!

Какой это мудреный русскій языкъ, подумала при этомъ Лиза — этакого слова нельзя сдѣлать ни по-фран-цузску, ни по-англійски…»

Всего больше спорили они о двухъ какихъ-то хорошихъ женщинахъ: одну звали Елена Васильевна, другую Лидія Петровна. Лиза не помнила, бывали-ли онѣ когда-нибудь у Катерины Николаевны при ней. Она видѣла, что за приглашеніе Елены Васильевны стояла Катерина Николаевна.

— Совсѣмъ ее не нужно! восклицалъ Борщовъ, шагая по гостинной, гдѣ велся разговоръ.

— Да почему-же? возразила Катерина Николаевна.

— Развѣ ты не знаешь, что ея дѣятельность вся исходитъ изъ мистическаго начала?

— Нужды нѣтъ!

— Какъ нужды нѣтъ? постыдись, что ты говоришь!

— Я говорю: нужды нѣтъ, и вотъ почему: Елена Васильевна — живой человѣкъ. Мы съ тобой на то и тутъ, чтобы не допускать въ наше дѣло мистическаго направленія…

— А хочешь пригласить какую-то ясновидящую!..

— Погоди… намъ необходимо сочувствіе и поддержка женщинъ, любящихъ добро… все равно, какъ-бы онѣ его ни любили и чему-бы онѣ ни вѣрили…пускай и онѣ хлопочутъ, распространяют нашу идею, доставляютъ намъ тѣхъ, для кого мы работаемъ… а тамъ ужь наше дѣло не допускать ихъ до дальнѣйшаго вліянія…

— Нѣтъ, обрѣзалъ Борщовъ, — я считаю такую практичность весьма скабрезною…

— Ужь и скабрезной!..

— Да. Надо, чтобы всѣ наши пособники были нашихъ принциповъ. Твою Елену Васильевну достаточно знаютъ за женщину, пропитанную какой-то смѣсью елея съ прекраснодушіемъ.

«Прекраснодушіе, отмѣтила Лиза, — voilà encore un mot!.. Ахъ, какой мудреный русскій языкъ».