— Голубчикъ мой, — шептала Авдотья Степановна, обнимая его, совершенно какъ маленькаго мальчика. — Если я васъ оскорбила, простите меня, окаянную!
Она сама чуть-чуть не плакала. Въ эту минуту ей сдѣлалось ужасно жалко Прядильникова. Она ощутила даже особую нѣжность къ этому болѣзненно-нервному существу. Ея женскій инстинктъ чуялъ страсть въ странныхъ порывахъ Прядильникова. Ее такъ и тянуло успокоить его ласками…
Рыданія смолкли. Прядильниковъ, совсѣмъ разбитый, наклонился, опершись о подушку, оборотись спиной къ Авдотьѣ Степановнѣ. Потомъ онъ вскочилъ и бухнулся на колѣни, уткнувши голову въ складки ея платья.
— Прогоните меня, — всхлипывалъ онъ, съ трудомъ выговаривая слова — сейчасъ-же прогоните, иначе я погибну. Развѣ вы не видите, что я не могу бороться… вы меня уже презираете такъ-же, какъ и Карповъ.
— За что, за что? — повторяла Авдотья Степановна, низко наклонясь надъ нимъ.
— Вы знаете, за что. Я не долженъ былъ соглашаться, ни за что, ни за что…
Онъ схватилъ ея руку и началъ жадно цѣловать.
Авдотья Степановна вся разгорѣлась отъ этихъ поцѣлуевъ. Другой, свободной, рукой она взяла его за шею и поцѣловала въ голову.
— Славный вы мой, чудесный человѣкъ, чѣмъ вы мучитесь? Вы видите, какъ я васъ люблю. О какомъ неуваженіи можете вы тревожиться? Я, что-ли, васъ не уважаю? Такъ ужь это просто у васъ умъ за разумъ заходитъ. Я на васъ молюсь, а не то что презирать васъ.
— Выслушайте, выслушайте меня, — выговорилъ порывисто Прядильниковъ и сѣлъ на полъ у ногъ ея.
Если-бы Авдотья Степановна не была въ такомъ настроеніи, она, конечно-бы, расхохоталась, глядя на его фигуру.
— Слушаю, говорите, голубчикъ мои, — сказала она съ особенною нѣжностью.
— Я не долженъ былъ, — началъ Прядильниковъ, все еще глотая подступавшія къ горлу слезы — да я не долженъ былъ дѣлать себѣ карьеру съ вашимъ кредитомъ. Вы мнѣ предложили, это правда; по я обязанъ былъ, какъ честный человѣкъ, тогда-же взглянуть на это строже. И вотъ теперь мои птенецъ, человѣкъ, котораго я воспиталъ своимъ примѣромъ, колетъ мнѣ глаза.
— Кто это, Алешка-то, что-ли? — спросила Авдотья Степановна. — Вотъ такъ нашли примѣръ, нечего сказать! Въ чемъ-же это онъ можетъ вамъ служить примѣромъ? Ужь не въ враведпомъ-ли житьѣ?
— Да, его примѣръ укололъ мепя смертельно. Мы съ вами хотѣли какъ-нибудь устроить его, дать ему занятіе. Схватились мы за его журналъ. Я предложилъ ему шесть тысячъ…
— Что-жь, онъ ихъ не беретъ?
— Онъ и не возьметъ ихъ. Третьяго дня вы меня спрашивали, почему Алешка оставилъ мысль о журналѣ. Я сегодня сталъ допытываться и онъ мнѣ прямо объявилъ, что если-бы онъ и хотѣлъ начинать это дѣло, то все-таки денегъ отъ меня не взялъ-бы, потому что…
— Почему?
— Потому, — выговорилъ съ трудомъ Прядильниковъ — что эти деньги идутъ отъ васъ.
Авдотья Степановна вся вдругъ выпрямилась и закрыла глаза.
— Онъ такъ и сказалъ? — рѣзко выговорила она.
— Да, — прошепталъ Прядильниковъ.
— Что-жь, это хорошо.
— Вотъ видите, — заговорилъ Прядильниковъ съ горечью — вы сами находите, что онъ долженъ былъ такъ поступить.
— У него всегда была такая щекотливость, — продолжала Авдотья Степановна. — Я съ нимъ ссорилась изъ-за этого не разъ; ну, и теперь онъ точно также поблагородничалъ. Ну, такъ что-жь изъ этого, родной вы мой? Онъ развѣ вамъ указъ? Онъ со мной всѣ счеты покончилъ, и память то — обо мнѣ совсѣмъ хочетъ выкурить изъ своего сердца. Вотъ больше мѣсяца и глазъ не кажетъ. Статочное-ли дѣло ему попользоваться моими деньгами, коль скоро онъ узналъ, откуда онѣ идутъ?
Авдотья Степановна проговорила все это съ легкимъ оттѣнкомъ не то грусти, не то обиды.
— Вы сами, вы сами, — повторялъ Прядильниковъ, все еще сидя у нея въ ногахъ: — вы сами произносите мнѣ приговоръ. Если Алеша хорошо сдѣіалъ, что отказался отъ этихъ денегъ, то я не должень былъ…
Онъ не договорилъ и взглянулъ ні нее пугливымъ и просительнымъ взглядомъ.
— Что вы бормочете? — закричала, какъ будто-бы гнѣвно, Авдотья Степановна, а сама привлекла его обѣими руками. — Такъ вотъ что васъ ѣстъ ноѣіомъ, вотъ чѣмъ васъ разбередилъ Алешка! Вамъ стыдно моего пріятельства? Вы мучите себя тѣмъ, что согласились сдѣлаться человѣкомъ? Я васъ не содержала и теперь не содержу. Я-же вамъ должна быть благодарна зато, что вы по пріятельству наблюдаете за моими дѣлами. Или вамъ это кажется постыднымъ? говорите! Вамъ хочется обойтись со мною, какъ Алексѣй Николаичъ? Ну что-жь, скажите мнѣ начистоту. Насильно милъ не будешь. Я хоть и не по-прежнему живу, да мои деньги-то поганыя!
Ея руки выпустили голову Пряіильникова. Ола откинулась на спинку диванчика и вся поблѣднѣла. Слезы готовы были брызнуть изъ глазъ. Взглянувь на нее, Прядильниковъ приподнялся и с испугом, который захватывал у него духъ, схватилъ опять ея руки.
— Не бросайте меня, — шепталъ онъ умоляющимъ голосомъ — не гоните! Что я буду безъ васъ? Я полоумный, не слушайте меня!