Демагоги, пастухи и герои

Одержимые. Прежде мы говорили о том, что шаман живет как бы на грани двух миров — мира человеческого и мира духов. Шаманское камлание — ритуал, открывающий дверь в иную реальность, проход между этими двумя мирами.

В то же время настоящий воин — это отчасти шаман, не случайно его действия напоминают действия шамана: он точно также впадает в измененное состояние, незнакомое другим людям. Нередко воины перед боем употребляли галлюциногены — например, те же самые мухоморы. Параллелей можно провести достаточно.

Шаманский характер кавалерийской атаки отмечают разные авторы. Барабанный бой, сопровождающий ее, тем более сближает экстатическое состояние воина с шаманским трансом — тот самый барабанный бой, буквально околдовавший в битве при Каррах легионы Красса. Одежда и атрибутика воина — цепи, ленты, знамена, перья и рога на шлемах, боевая раскраска, доспехи, оружие — все это сильно смахивает на шаманские атрибуты.

«Чем живописнее одет солдат, тем больше у него желание драться, тем ужаснее он для врагов», — писали средневековые авторы.

Кроме того, описано особое состояние, подобное шаманскому трансу, у скандинавов, например, именуемое боевым безумием.

В связи с этим следует рассмотреть один небезынтересный феномен — ритуальное превращении воина в дикого зверя, естественно не в прямом смысле. Следы «превращения в зверя» с древности хранят воинские лексиконы и геральдическая символика, унаследованная от античности и средневековья. Обычай присваивать тем или иным армейским подразделениям имена диких животных тоже берет начало в глубоком прошлом, как и выражения «сильный как бык», «храбрый как лев» и тому подобные.

У древних германцев зверю подражали, он играл роль наставника при инициации (когда юноша, вступая в ряды взрослых воинов, демонстрировал свои боевые умения, ловкость, мужество и храбрость). Одной из форм инициации являлась схватка с этим зверем, которая завершалась поеданием его плоти и выпиванием его крови. Воину это должно было придавать силу и ловкость, отвагу и ярость дикого зверя. Победа человека над тотемным животным (которое считалось предком и покровителем данного племени) означала передачу воину самых ценных звериных качеств. Считалось, что в результате зверь не умирал, а воплощался в победоносном герое.[13]

Психология и антропология давно уже выявили механизмы, посредством которых человек «вживается» в образ того существа, чью роль он исполняет в данный момент. Германский воин, рычавший как медведь или лаявший как собака, надевший на себя шкуру волка или вепря, как бы на самом деле становился медведем, волком, бешеной собакой или вепрем…

Рассмотрим, к примеру, берсерков. Берсерк — это слово можно перевести как «медвежья рубашка». В скандинавской мифологии Берсерком звали внука героя с хтоническими чертами Старкада, который был известен безудержной яростью во время боя, а также тем, что дрался без доспехов. Так называли неистовых воинов, которые в бою теряли человеческий облик и, одержимые приступом священного боевого безумия, совершали невероятные подвиги. В более поздние времена термин «берсерк» стал синонимом слова «воин», или, скорее даже, «разбойник», потому, что имелся в виду такой воин, который был подвержен приступам бешенства, необузданной ярости, был крайне агрессивен, не чувствовал боли и при этом был не способен контролировать свое поведение. Однако, в более древние времена дело обстояло иначе, об этом свидетельствует этимология термина.

«Берсерк» — «некто в медвежьей шкуре, воплотившийся в медведя». Обратите внимание: воплотившийся в медведя, а не просто одетый в его шкуру. Различие принципиальное. За обыденным фактом (воин в медвежьей шкуре) скрыта более глубокая истина. Она говорит, что это человек, одержимый медведем, если угодно, «медведь с человеческим лицом». Медвежья шкура являлась своего рода «магической клеткой», помогающей осуществить колдовской акт такого превращения.

Берсерков считали неуязвимыми, потому что они не ощущали боли и не обращали внимания на раны. Иногда пишут, будто для достижения подобного состояния воины употребляли наркотические грибы, но это не всегда верно, как и в случае с шаманами. Также феномен берсерков пытались объяснять эпилепсией, однако и это предположение несостоятельно.

На самом деле следует говорить о сложной смеси воинских верований и самогипноза, который, как известно современной науке, способен творить настоящие чудеса. Берсерки всерьез полагали, будто на время боя превращаются в волков и медведей; отсюда «медвежьи рубашки». Можно полагать, что, принимая настойки редких наркотических трав и сушеные мухоморы, берсерки становились нечувствительными к усталости и боли, не замечали ран и превосходили в силе и ловкости лучших воинов. Известно также, что берсерки редко пользовались защитным доспехом и в сражении порой срывали с себя одежду. Берсерк в одиночку был способен потопить вражеский корабль, остановить большой отряд, обвалить на себя дом, погибнув вместе с врагом.