Деметра

Огромный комплекс зданий, где располагалась школа, в Городе именовали Цитаделью. Никто уже не помнил, с какой целью был выстроен этот квадратный квартал мрачных бетонных коробок с тесными внутренними двориками, похожими на колодцы. Антон однажды слышал, что вроде бы по какому-то «городскому плану» это место было обозначено словосочетанием «муниципальная тюрьма», но его смысл казался совершенной загадкой.

В один из таких квадратных бетонных колодцев и привел как-то под вечер их группу жизнерадостный, розовощекий офицер, чье имя Антон, конечно, уже не помнил.

Зато ему накрепко запомнилась выкрашенная желтой краской металлическая дверь, за которую по одному заводили их всех.

Назад из-за желтой двери не появлялся никто. Очевидно, из здания был другой выход или же кадеты оставались внутри. Пока редеющая на глазах притихшая группа подростков гадала, что же происходит за этой таинственной дверью, настала очередь Антона.

В первый момент он здорово испугался. Выражение, что неизвестность намного хуже любой известной беды, обрело для него внезапный практический смысл, пока он на негнущихся от напряжения ногах преодолевал несколько отделявших его от двери метров. И даже ободряющая улыбка Даны, которую он поймал взглядом, прежде чем войти, оказалась слабым стимулом перед лицом той раздутой воображением опасности, что ждала его за дверью.

Он взялся за холодную металлическую ручку, чуть нажал на нее и вошел.

Сзади сухо щелкнул электрозамок, и Антон оказался в небольшом прямоугольном помещении с серыми бетонными стенами и мокрым полом. Из комнаты направо и налево вели две запертые в данный момент двери. Яркий, режущий глаза свет струился от панелей потолка. В углу комнаты над впустившей его дверью с тихим жужжанием ворочалась видеокамера.

Внезапно открылась правая дверь, и в комнату вошел здоровенный сержант с черной, блестящей от пота кожей. На его лице выделялись пухлые губы и плоский нос. Одетая на нем старая униформа, явно используемая как роба, казалось, сейчас лопнет под напором заключенной в ней мускулатуры.

Сержант, прищурясь, испытующе посмотрел на Антона и вдруг обронил в укрепленный на отвороте формы микрофон:

— Давай, Эндрю. Тут очередной соплячок…

Сухо щелкнул электрозамок левой двери, она открылась, и на бетонный пол помещения, который отчего-то был полит водой и влажно блестел, отражая свет ламп, вылетел, кувыркнувшись через голову, инсект…

В тот момент Антон впервые и услышал ЭТО…

Странный, совершенно потусторонний голос, больше похожий на скрежет ржавых, веками не смазываемых петель, прозвучал в его голове, словно раскат отдаленного грома…

Это был вопль отчаяния и страха… Антон сам не знал, откуда он это понял, тем более стоявший рядом сержант не проявил при этом никаких эмоций, — то ли он ничего не слышал, то ли обладал стальными, тренированными нервами…

Отшатнувшись, Антон непроизвольно зажал уши, чтобы не слышать этого отчаянного скрежета, чем вызвал злой и недоуменный взгляд сержанта. Тот действительно ничего не слышал. Вопль звучал в голове Антона, и было бесполезно пытаться заткнуть уши…

— Ты что, щенок, обделался со страха? — внезапно хохотнул сержант, и его глаза сузились до размера щелок. — Никогда не видел живого инсекта?

Он потянулся к поясу, где был укреплен широкий десантный нож. Вытащив его, он наградил инсекта пинком кованого ботинка, отчего тот отлетел в противоположный угол комнаты, и, повернувшись к Антону, протянул ему руку с зажатым в ней клинком.

— Держи.

Антон непроизвольно попятился, отчаянно замотав головой.

— Нет… — хрипло вырвалось у него. — Я не могу…

— Что ты не можешь? — угрожающе переспросил сержант.

Антону казалось, он сейчас потеряет сознание.

Две половинки огромных тисков сжимали его мозг медленно, но неотвратимо… Ситуация вдруг начала стремительно вываливаться из рамок реальности, но никому, кроме него самого, все происходящее было не доступно. Только Антон, сжавшийся в болезненный комок, воспринимал ее в полном объеме…

С одной стороны на него наседал, выворачивая сознание, отчаянный, запредельный вопль чуждого его разуму существа. Скорчившийся в углу пустой комнаты инсект видел неотвратимость собственной смерти и прекрасно осознавал это…

Антон непроизвольно дернул головой, чтобы не видеть продолговатый хитиновый панцирь и поджатые к белесому брюху суставчатые ноги, которые сами по себе вызывали в нем отвращение, но хуже всего было то, что существо молчало, не издавая ни звука, а он продолжал слышать его протяжный и отчаянный предсмертный вопль…

Отшатнувшись, он нарвался на вторую половинку сжимавших его тисков.

Это были налитые кровью глаза сержанта.

— Облажался, щенок?

Это был риторический вопрос. Антон никогда никого не убивал. Ему было неведомо это жуткое таинство.

— Я… Я не могу! — в отчаянии закричал он.