Ленька, живший отдельно (он снимал квартиру на Лиговке), навещал нас крайне редко, но накануне командировок приезжал обязательно. Перед тем, как отпустить меня на волю, устраивал что-то, очень напоминающее допрос. Как правило, это происходило при плотно закрытых дверях и шепотом, иногда говорили на балконе или на улице. Он расспрашивал, что у нас было вчера, позавчера, и главное – о чем говорила Раиса Тимофеевна? В словах матери его интересовала каждая мелочь.
– Ты хочешь услышать что-то конкретное? – однажды вспылил я. – Так скажи – что? И нечего ходить кругами. Постараюсь не пропустить.
Ленька замялся, вероятно, не знал, как и что ответить:
– Незадолго до смерти отца произошли странные события, хочу разобраться, – наконец произнес он, пристально разглядывая свои руки. – Может, она что-то знает.
– Прямо спросить не пробовал?
– Пробовал, только пожимает плечами и мотает головой: я не я, лошадь не моя, – передразнил он Раису Тимофеевну. Затем пальцами провел по потрескавшимся губам, и, переминаясь с ноги на ногу, посмотрел на меня смущенным взглядом: – Интересует чемодан приличных размеров кирпичного цвета, не исключаю, что потертый, с деформированной ручкой. Видел, наверно, в кино нашего детства, с такими на комсомольские стройки отправлялись, на целину… Хотя, может, и не чемодан, а коробка какая-то, либо сверток, черт его знает!.. Сожительница отца сказала, что куда-то пропали газетные вырезки, письма и фотографии. Она хотела бы их вернуть. Какая-никакая, а память, – еще больше засмущался он. – Сожительница говорит, что он до последнего дня вспоминал мамулю и, возможно, отправил ей посылку.
Мне было понятно – Ленька врет или что-то основательно не договаривает. Но меня это не касается, убеждал я себя. Влезать в его жизнь, активнее, чем мне предписано нашим устным договором, совсем не хотелось. И без того, общаясь с его мамулей, увяз по уши.
И в этом не было никакого преувеличения. Чужая жизнь, ежедневно опутывая меня, потихоньку превращалась в тягостное наваждение. Взять хотя бы этот чемодан, впоследствии вспоминал про него очень часто и, скажу прямо, не без тревожных предположений.
После допроса, уже в присутствии Раисы Тимофеевны Ленька проводил традиционный инструктаж. Строго поглядывая то на нее, то на меня, он говорил бесстрастно, но жестко:
– В городе по-прежнему неспокойно, гулять только в людных местах, поблизости от дома, обязательно под присмотром Виталика. По вечерам на улицу не выходить. На дачу поедем вместе, когда разгребу свои авгиевы конюшни…
Слушая сына, Раиса Тимофеевна согласно кивала, но как только он выходил из комнаты, принималась злобно ворчать:
– Какой зануда!.. Ржавое сверло!.. Вылитый папаша без погон!.. – И, демонстративно вздохнув, протяжно стонала, декламируя строчку из Вознесенского: – «Невыносимо, когда насильно…»
Назавтра, проводив сына, Раиса Тимофеевна принималась куролесить:
– Виталик, ко мне!.. – командовала она, надевая кожаную куртку апельсинового цвета. – Звонил врач, надо ехать в клинику, но сначала в Гатчину.
И Виталик – добродушный, застенчивый парень, между прочим, выпускник Ташкентского военного училища – в ответ хладнокровно рапортовал:
– Есть, Раиса Тимофеевна! Сначала в Гатчину, потом в клинику!..
Мы вышли на улицу. Виталик устремился к машине, припаркованной неподалеку от парадной, а мы с Раисой Тимофеевной немного отстали. Неожиданно она легонько дотронулась до моей руки:
– Станислав Викторович, не спешите. Леонид сказал, что вас все называют Демьяном. Это неправильно, с этим дворовым прозвищем надо заканчивать, вы же не мальчик. – Она отвела взгляд в сторону и, прищурившись, посмотрела на небо. Синее-синее, лишь в отдельных местах помеченное легкими, перистыми облаками, оно, притягивало взгляды редких прохожих и некоторых заставляло улыбаться. Раиса Тимофеевна тоже улыбалась: – Думаю, все ваши проблемы начались именно с Демьяна.
– Простите, Раиса Тимофеевна, а откуда вам известно про мои проблемы?
– Подслушала, – звонко хохотнула она. – Леонид по телефону болтал с Варварой. – Она посмотрела мне в глаза и продолжила, словно капризная, обиженная барышня: – Жду не дождусь, когда он от нее отлепится, но, похоже, уже не дождусь. Приворожила, стерва, юродивого. Ни на кого смотреть даже не хочет. – Раиса Тимофеевна вцепилась в мою руку и вдруг потащила назад. Остановились в метре от парадной. – Вы видели Тамару Олеговну, нашу Томочку? – сверкая глазами, со страстью зашипела она.
Я кивнул, в этот момент думая совсем не про Тамару Олеговну, а про свою подопечную: она же как трактор, едва не уронила меня, откуда в таком щуплом теле столько силы?
А тем временем Раиса Тимофеевна продолжала, все больше распаляясь:
– Чудесная женщина, приветливая, из настоящей ленинградской семьи! Воспитала прекрасного сына, парнишка окончил школу с медалью, у него в институте самая повышенная стипендия!.. Убедите Леонида, чтобы не валял дурака и немедленно женился. Если Томочку кто-нибудь уведет, я этого не переживу!
– Хорошо, Раиса Тимофеевна, постараюсь, – сказал я, и мы направились к машине.