Про Дон-Жуана разговаривал широколобый, щекастый, потный дядя в синей выцветшей майке. Наполняя граненые стаканы подозрительным вермутом, он горестно вздыхал и кривился, закрывая один глаз и уводя губы то в одну, то в другую сторону. Казалось, он говорит и пьет из-под палки, точно его кто-то принуждает:
– Я тогда был начальником городской автобазы. Понимаешь, какой это разворот? Фотка на доске почета от времени пожелтела, пока новую под стекло не вставили, на партхозактиве сидел рядом с Героем соцтруда, директором передового совхоза, первый секретарь обязательно за руку здоровался. И на карман было что положить. Кто без транспорта может обойтись? Никто, понимаешь? А он, хренов Дон-Жуан – прощелыга. Зарплата – курам на смех, жилищные условия – барак послевоенной постройки, а сам – сморчок худосочный, росточком мне до плеча не доставал. Но директора школы – женщину моей мечты – увел прямо из-под моего носа. Я ведь жениться на ней хотел. Ради этого с законной женой канадский хоккей устроил – припечатал ее к холодильнику, а она мне старинной шумовкой по уху въехала. Готовил ее, так сказать, к окончательному, официальному разводу. Дурак!.. – словно ужаленный, неожиданно завопил он. – Вот и живу теперь экспедитором. Без жены, без директора школы, но с занозой – почему? На каком основании? Куда у баб глаза подевались, мать их ети?!.
Опорожнив свой стакан, он пристально посмотрел на мой – нетронутый:
– Выпью за твою гипертонию. Выздоравливай, парень. – Он одним махом поглотил содержимое моего стакана и, покачиваясь, направился к дверям. Но вдруг, схватившись за косяк, остановился:
– У тебя с арифметикой все в порядке?
– Вроде бы да, – ответил я, думая, когда же, наконец, он уйдет. Но дядя не торопился.
– Считай, – грозно приказал он. – Оклад – сто десять, отминусуй алименты, двадцать пять процентов, старухе за комнату восемнадцать рублей, старухиной дочери в два раза больше, без ликера и пирожных, сука, к телу не подпускает. А харчи, а носки, а в парикмахерскую сходить перед баней?.. Вот и приходится мухлевать без оглядки, не подумавши. Понимаешь, какой это разворот? Прямая дорога за решетку. – Он оттолкнулся от косяка и с грохотом вывалился в коридор.
Заспанная, пышнотелая дежурная, выглянувшая из своей коморки, сладко зевнула, издавая звук, похожий на заунывный скрип несмазанных дверей:
– По вытрезвителю соскучился? – флегматично спросила она. – В милицию позвонить?
– Звони к нам, в Красное Рогожино, – захрипел дядя, стоя на коленях. – Скажи землякам: Дон-Жуан – сволочь и американский шпион!
Дежурная постучала в соседнюю дверь, попросила мужиков отнести вырубившегося дядю в его комнату…
А Капа, товарищ Капитонова явилась из более позднего, уже перестроечного сюжета. Его действие разворачивалось на методическом совещании комсомольского актива в шикарном, подмосковном пансионате. Там я оказался по рекомендации, а точнее по распоряжению, очень солидного комсомольского функционера союзного значения.
Он в сопровождении более молодых, ленинградских коллег и группы журналистов экспромтом, то есть без предупреждения, объезжал городские предприятия и учреждения, интересовался проблемами первичных комсомольских организаций.
Был ли этот экспромт срежиссированным или подлинным экспромтом – не знаю. Но то, что он каким-то чудом добрался до обычной, ничем не примечательной школы, затерявшейся в районе новостроек, – сущая правда. В ее помещении, по линии районного Дома пионеров, я регулярно проводил семинары для пионервожатых и организаторов внеклассной работы. Постигали формы и методику проведения интерактивных, досуговых мероприятий.
Визит такой представительной делегации, разумеется, нарушил все мои планы, но я не растерялся и довольно бойко сработал на публику, делая вид, что мы на ходу сочиняем сценарий выпускного вечера (этой темой мы занимались месяц назад). Участники семинара мне подыграли, и получилось образцово-показательное занятие.
Функционер пожал мне руку, спросил, кто я, и предложил принять участие в очень важном совещании. Ленинградские комсомольцы попытались ему намекнуть, мол, у нас есть более опытные педагоги, но функционер только глянул на них, и они разом проглотили языки…
Директор пансионата – благообразный, розовощекий, улыбчивый мужчина лет пятидесяти подошел ко мне за десять минут до начала лекции:
– Надеюсь, сотрудники аппарата вам объяснили, где вы находитесь?
– Конечно, – ответил я, не задумываясь, почему он об этом спрашивает.
– Ну тогда в добрый путь, – произнес директор, зажмурившись и кивая, – но будьте осторожны, хотя теперь все можно…
И опять, занятый своими мыслями, я пропустил его слова мимо ушей.