Демьяновы сюжеты

Между прочим, Геночка, всегда невозмутимо сдержанная и молчаливая – типичная советская, пожилая женщина, прожившая непростую жизнь и оттого замкнувшаяся в себе – за эту неделю резко переменилась. Она все время стремилась высказаться:

– Симочка столько времени не была в России, а ориентируется в нашей обстановке лучше любого из нас. Про чеченские события прочитала целую лекцию, хоть печатай в «Аргументах и фактах».

– А что рассказывает про Германию? – спросил я.

– Ругается, называет немцев легкомысленными, – взволнованно тараторила Геночка. – Их толерантность по отношению к приезжим – мина замедленного действия. Скоро Deutschland превратится в восточный базар. – И ни с того ни сего: – А я и не знала, что немцы – это немые.

Илона с удивлением посмотрела на мать:

– Что значит – немые?

– Немцами в старину называли всех пришельцев с запада, не говорящих по-русски. – менторским тоном проговорила Геночка и вдруг, громко фыркнув, добавила: – Теперь матерщинников буду величать исключительно немчурой.

– Смотри, мама, – ухмыльнулась Илона, – как бы Симочка не обиделась. Она ведь тоже, сама знаешь, грешна, за этими словечками в карман не лезет.

Теща ответила мгновенно и воинственно:

– Ну и пусть, впредь будет аккуратнее! В конце-то концов, кто из нас старшая сестра?! – и притопнула так, что в серванте зазвенела посуда.

Доведя квартиру до «удобоваримого» состояния, сестры несколько раз сходили в театр. Тетя Сима авторитетно заявила:

– Пока заметила только формальные перемены, и это странно, очень странно. Театр не должен плестись в хвосте. – Она придирчиво посмотрела на меня: – Ты не согласен?

– Не знаю, тетя Сима, что и сказать. В последнее время театр ушел на второй план, месяцами о нем даже не вспоминаю.

– Увиливаешь? – строго спросила она и, выдержав паузу, произнесла с какой-то необъяснимо-агрессивной назидательностью: – Мой любимый Георг Кристоф Лихтенберг говорил: ничто так не способствует душевному спокойствию, как полное отсутствие собственного мнения.

Не скрою, ее бесцеремонная атака задела за живое:

– А что еще поведал миру ваш любимый Георг?..

На ее физиономии появилась язвительная усмешка:

– Характер человека никогда нельзя понять вернее, чем по той шутке, на которую он обижается, – засмеялась она, и вдруг, убрав руки за спину, приосанилась и вскинула голову: – Уж театр полон: ложи блещут!..

Недели две тетя Сима принимала гостей – друзей детства, университетских сокурсников, коллег из переводческого цеха, не забывая и о родственниках. На одной из таких посиделок она подошла к Илоне:

– Завтра вечером приду к вам, нажаришь картошки с корочкой, как ты умеешь. Остальное – мое, хочу выяснить, чем занимается твой супруг. Какой-то он квелый. Почему?..

Скажу откровенно, предстоящий визит тети Симы меня всерьез выбил из колеи. Невольно вспомнил дядю Гошу, ее мужа:

– Симона всегда и во всем старалась меня перелицевать, – смущенно рассуждал неизменно пьяненький дядя Гоша: – Думаю, выходя замуж, она рассматривала меня как субъекта психолого-педагогического эксперимента. Вопрос стоял так: можно ли закоренелого шалопая Гошу превратить в активиста-прагматика с выверенной гражданской позицией? Ни через год, ни через пять лет ничего у нее не получилось. Каким я был, таким остался, – попытался пропеть дядя Гоша на мотив известной песни из фильма «Кубанские казаки». – Но это ее только раззадорило. Ах, с какой фанатической страстью она терзала меня на излете нашей совместной жизни. Берегись, Демьян, как бы она и на тебя не перекинулась.

– Вы считаете, что я похож на шалопая?

– На шалопая, не знаю, – соорудив дурашливую гримасу, крякну он, – но что-то от перекати-поля в тебе просматривается.

Илона меня успокаивала:

– Нашел прорицателя, господи, упокой его грешную душу. Дядя Гоша от безделья мог и не такое сказануть.

– Причем здесь он, я – про тетю Симу. От нее ведь не отмахнешься, как-никак наша благодетельница.

– И не надо отмахиваться, просто поговоришь с ней – повеселишь байками про свои приключения, например, вспомнишь Галатею. Они же наверняка пересекались в Доме дружбы народов или еще где-то.

Удалившись в свою комнату, принял решение: буду хохмить, надо срочно придумать для ее ушей что-нибудь оригинальное. И это надо сделать обязательно, чтобы не проболтаться.

Исповедоваться перед тетей Симой я не хотел да и не имел никакого права, поскольку клятвенно обещал до поры до времени помалкивать. Кому обещал? Галатее! Даже Илоне, рассказывая про свои тогдашние дела, я ограничивался пунктирным изложением второстепенных деталей. О главном не было сказано ни слова.