Демидовский бунт

– Бог доведет, – уверенно ответил Ананий. – Оно конечно, путь долог и многоопасен, братья. И год и два, быть может, пройдет, прежде чем откроется нам желанный край. До конца земли надо шагать, к царству Индийскому. Поимел я список с тайного письма, а в нем сказано, как идти. – Старец Ананий достал из-за пазухи кусок белой ткани, испещренной рисунками и буквами, развернул на коленях, повел желтым ногтем от одного конца к другому, поясняя: – От Москвы на Казань, от Казани на Екатеринобург, оттуда через реку Тюмень до Бийска и по реке Катуни на Уймонскую долину. За той долиной по славным рекам Губань и Буран-реке мимо Китайского и Индийского царств, мимо царства Опоньского, за высокими горами, после сорока четырех дней пути, на берегу окиян-моря и будет заветное Беловодье.

Ананий убрал путник, выжидательно осмотрел склоненные седые головы собеседников.

– Далеко-о, – выдохнул рыжеволосый Елисей. Желтое лицо его сморщилось и стало похожим на засохшую шляпку старого гриба-лисички, брошенную на солнцепеке. – Нам не дойти будет. Господь приберет многих по тем тропам.

– Истину говоришь, брат Елисей. Кому-то судьбинушка уготовила печальную участь умереть в чужих местах. Но дети наши обретут волю! – Старец Ананий разгладил пальцами морщины лица, затих, снова молча смотрел на собеседников, каждый из которых погрузился в собственные раздумья: заманчива цель, да путь полон опасности и лишений: не зря присказка ходит, что за морем телушка стоит полушку, да за перевоз рубль берут!

– Думайте, братья, – сказал через время Ананий. – А как наготовим к осени брашны вдоволь, так и двинемся степью, через глухие места, мимо царских крепостей, к морю-окияну.

Старики с кряхтением вставали на затекшие от долгого сидения ноги и, переговариваясь, расходились к своим землянкам ждать сыновей и внуков с охоты, с рыбной ловли или из лесу с диким медом. Соберутся все, тогда и думать можно о будущем и о наслышанной, но неведомой стране Беловодье.

* * *

Капитон с внуком свернули ближе к реке, где в тени молодой березовой поросли была отведена им общиной жилая землянка, крытая толстым слоем дерна. Топилась землянка по-черному, дым выходил в маленькое волоковое окошечко над дверью, а чтобы вслед за дымом не покидало жилье и тепло, окошечко это приходилось каждый раз после топки затыкать изнутри тугим пучком сухой травы, обмотанным влажной ветошью.

– А мне батюшка нынче опять привиделся, – негромко сказал внук, ступая скрипучими лаптями за спиной Капитона. – Когда ходил запруду на Иргизе проверять да малость вздремнул. А за батюшкой и сестричка явилась… в мокром сарафане, – еще тише добавил внук и шмыгнул носом.

Капитон опустился на траву возле входа в землянку, покосился на отрока, который присел рядом, подумал с горечью:

«На меня похож», – но не радость наполняла его душу от сознания этого сходства, а безысходная горечь: ведь и судьба внуку уготована одинаковая – судьба беглого холопа!

– Ох ты, горюшко! – Капитон схватился за грудь, качнулся. В глазах потемнело, разом наступила непроглядная осенняя ночь с черным пологом туч на небе. – Да ведь Анисья и Лукерья не знают, где Федюша схоронен извергами!

Как же так вышло? Не расспросил никого… Больно как! Под сердцем булавка бродит…

Капитон попытался было согнать с очей темную пелену, моргнул несколько раз подряд, зашарил руками вокруг, будто бродячий слепой, которого оставили без поводыря в незнакомом месте.

– Назад пойду, к Ромоданову, – шептал Капитон окаменевшими губами. – Сыскать надобно Федюшину могилку, крест поставить… Чтоб как у всех православных было.

Горячая пелена медленно сходила с глаз, боль под сердцем постепенно тупела, уходила куда-то внутрь старого тела, растекалась по вспотевшей спине. Капитон осторожно повернулся вправо и потянул руку за посохом, чтобы встать. На него удивленными, широко раскрытыми глазами смотрел внук.

– Что с тобой, дедушка? На тебе лица нет, одни судороги да пятна красные.

– Назад пойдем, Илейка. Надо матушку твою да бабку Лукерью уведомить, где Федюша схоронен… а я и сам о том не сведущ. Сыщем, Клима допытаем… В день памяти усопших ко всем будут родичи приходить, а к нему нет никого. Грешно так.

Капитон по крутым ступенькам осторожно, придерживаясь за стену, спустился в землянку, начал хватать подряд немудреный скарб и впихивать в котомку. Долго отыскивал, куда задевалось огниво. Без него в лесу костра не разведешь, ночь дикой покажется, да и небезопасно: вокруг зверья – тьма-тьмущая! И всякая тварь норовит сытно поужинать.

– Деда! – вдруг негромко вскрикнул у землянки Илейка и тут же осекся. В его голосе было столько тревоги, что Капитон бросил котомку и выбрался наружу. Внук смотрел на восток: по левому берегу Иргиза из окраины леса густо высыпали за дальностью маленькие, будто карликовые всадники. Обнаженные палаши сверкали под полуденным солнцем летучими нитями тонкой паутины в погожий час бабьего лета.

– Деда-а, – опять, но теперь почти неслышно выдохнул Илейка. – Драгуны сыскали нас.