Демократия — низвергнутый Бог

Однако при наступлении демократично-республиканской эпохи британский долг только увеличивался, как на войне, так и в мире. В 1920 году он составлял 7,9 млрд. фунтов стерлингов, в 1938 году – 8,3 млрд., в 1945 году – 22,4 млрд., в 1970 году – 34 млрд., и с тех пор он увеличился до более, чем 190 млрд. фунтов стерлингов в 1987 году. Аналогичным образом, государственный долг США увеличивался и в войне, и в мире. Федеральный долг правительства после Первой мировой войны составлял около 25 миллиардов долларов. В 1940 году он составлял 43 миллиарда, а после Второй мировой войны, в 1946 году, он составлял около 270 миллиардов. К 1970 году он вырос до 370 миллиардов, а с 1971 года, в условиях режима чисто бумажных денег, он буквально взорвался. В 1979 году он составлял около 840 миллиардов, а в 1985 году – более 1,8 триллиона. В 1988 году он достиг почти 2,5 трлн., к 1992 году он превысил 3 триллиона долларов, а в настоящее время (на момент 1990 года) он составляет около 6 триллионов долларов.

Наконец, при рассмотрении государственного законодательства и регулирований возникает та же тенденция к увеличению государственной эксплуатации и краткосрочной ориентации, а не на будущее. В монархический век, с четким разграничением между правителем и управляемыми, король и его парламент считались с законом. Они применяли предписанный закон в качестве судьи или присяжных. Они не создавали закон. Бертран де Жувенель пишет:

Монарх рассматривался только как судья, а не как законодатель. Он сам принимал субъективные права и уважал их; он обнаруживал эти права в бытие и не оспаривал, что они были до его власти … Субъективные права были в свободном владении. Право суверена также было свободным. Это было субъективное право, равно как и другие права, хотя и более возвышенного достоинства, но оно не могло отнять другие права… Действительно, было глубоко укоренившееся чувство, что все положительные права были вместе; если бы царь проигнорировал титул гражданина на свою землю, то можно было бы игнорировать титул короля на свой трон. Глубокая концепция легитимности установила солидарность всех прав. Никакие изменения в этих правах не могут быть осуществлены без согласия их владельцев.

Разумеется, монополизация управления законом привела к повышению цен и/или снижению качества продукции, чем в конкурентных условиях, и с течением времени короли все чаще использовали монополию в свою пользу. Например, с течением времени цари все чаще использовали монополию закона и порядка для извращения идеи наказания. Первоначальной целью наказания вначале была компенсация жертве правонарушителем. С монархическим правлением цель наказания все чаще переводилась на компенсацию королю. Однако, хотя эта практика подразумевала расширение государственной власти, она не предполагала какого-либо перераспределения богатства и доходов в рамках гражданского общества, а также не подразумевала, что сам король был освобожден от стандартных положений частного права. Частный закон все еще был верховным. И действительно, еще в начале двадцатого века можно было утверждать, что, например, в Великобритании публичного законодательного права не существовало. Закон, регулирующий отношения между частными лицами, по-прежнему считался фиксированным и неизменным, а правительственные агенты в их отношениях с частными гражданами считались связанными теми же законами, что и любой частный гражданин.

В условиях демократии, с использованием власти, скрытой анонимностью, президенты и парламенты быстро поднялись над законом. Они стали не только судьями, но и законодателями, создателями нового закона. Сегодня, отмечает Жувенель,