Демократия — низвергнутый Бог

Арендодатели не могут сдавать в аренду, кому они хотят. Продавцы не могут продавать кому хотят; покупатели не могут покупать у того, у кого они хотят купить. И группам владельцев частной собственности не разрешается создавать какие-либо ограничительные условия, которые они считают взаимовыгодными. Таким образом, государство лишило людей большей части их личной и физической защиты. Не быть в состоянии исключить других означает не быть способным защитить себя. Результатом этого размывания прав частной собственности в демократическом государстве всеобщего благоденствия является вынужденная интеграция. Принудительная интеграция повсеместна. Американцы должны принимать иммигрантов, которых они не хотят. Учителя не могут избавиться от паршивых или плохо себя ведущих студентов, работодатели застряли вместе с плохими или деструктивными работниками, домовладельцы вынуждены жить с плохими арендаторами, банкам и страховым компаниям не разрешается избегать клиентов с высокими рисками, рестораны и бары должны принимать нежелательных клиентов, и частные клубы вынуждены принимать членов и выполнять действия, нарушающие их собственные правила и ограничения. Более того, в отношении общественности, то есть государственной собственности, принудительная интеграция приняла опасную форму отсутствия правил и запретов.

Исключение других людей из своей собственности – это то самое средство, с помощью которого владелец может избежать «плохих» событий: событий, которые снижают ценность собственности. Из-за того, что свободное исключение не разрешено, число случаев плохого поведения, ленивых и ненадежных студентов, сотрудников, клиентов увеличилось, а стоимость недвижимости упала. Фактически, принудительная интеграция (результат политики недискриминации) порождает плохое поведение и плохой характер. В цивилизованном обществе конечной ценой за плохое поведение является изгнание, и всевозможные дурные или гнилые персонажи (даже если они не совершают никаких уголовных преступлений) будут быстро изгнаны отовсюду и всеми и станут изгоями, физически удаленными от цивилизации. Это поведение становится слишком дорогим для человека, следовательно, частота такого поведения снижается. Напротив, если кто-то лишен возможности исключать других из собственности, когда их присутствие считается нежелательным, поощряются плохое поведение, неправомерное поведение и откровенно гнилые персонажи (цена такого поведения становится меньше). Вместо того, чтобы быть изолированными и, в конечном счете, полностью исключенными из общества, «бомжам» разрешено совершать свои неприятности повсюду, так что бомжи будут распространяться. Результаты принудительной интеграции хорошо видны. Все социальные отношения, будь то в частной или деловой жизни, становятся все более эгалитарными и нецивилизованными.

В отличие от этого, общество, в котором право на исключение полностью подконтрольно владельцам частной собственности, было бы глубоко неэгалитарным, нетерпимым и дискриминационным. Было бы мало или совсем не было бы «терпимости» и «непредубежденности», которые так дороги левым либертарианцам. Вместо этого можно было бы пойти по верному пути к восстановлению свободы ассоциации и исключения, подразумеваемых в институте частной собственности, если бы только города и деревни могли и делать то, что они, как само собой разумеющееся, делали до девятнадцатого века в Европе и США. Там были знаки, показывающие требований въезда в город, и, как только в городе появляются те, кто не отвечает требованиям (например, нищие, бомжи или бездомные, гомосексуалисты, потребители наркотиков, евреи, мусульмане, немцы или зулусы), они выгоняются как нарушители. Почти мгновенно культурная и моральная нормальность восстанавливается.

Левые либертарианцы и экспериментаторы из разных или противоположных слоев общества, даже если они не были вовлечены в какое-либо преступление, снова должны были бы заплатить цену за свое поведение. Если бы они продолжали свое поведение или образ жизни, они были бы отстранены от цивилизованного общества и жили бы физически отдельно от него, в гетто или на окраинах общества, и многие должности или профессии были бы для них недоступны. Напротив, если бы они хотели жить и развиваться в обществе, им пришлось бы приспосабливаться и ассимилироваться с моральными и культурными нормами общества, в которое они хотели бы вступить. Таким образом, ассимиляция не обязательно подразумевает, что человеку придется полностью отказаться от некачественного, ненормального поведения или образа жизни. Однако это будет означать, что человек больше не сможет «выходить» и демонстрировать свое альтернативное поведение или образ жизни на публике. Такое поведение должно оставаться в шкафу, скрытым от посторонних глаз и физически ограниченным полной конфиденциальностью своих собственных четырех стен. Реклама или ее публичное размещение же может привести к исключению.