Демократия (сборник)

— Правда в основной канве, но неправда в части некоторых деталей, а главное, в том впечатлении, которое у вас создалось. Президентские выборы, состоявшиеся восемь лет назад, если вы помните, были очень напряженными, а шансы кандидатов почти равными. Мы считали — правда, в ту пору я не занимал в партии столь значительное положение, как сейчас, — что результаты выборов сыграют в судьбе нации не меньшую роль, чем результаты войны! Наше поражение означало бы, что власть перейдет в запятнанные кровью руки мятежников-южан, людей, чьи намерения были более чем сомнительными, но, даже будь эти намерения отменными, они все равно не смогли бы сдержать неистовство их приспешников. Поэтому нам пришлось напрячь все свои силы. Деньги лились рекой, мы тратили их, выходя за пределы имевшихся у нас сумм. Я не стану вдаваться в подробности, рассказывая, на что они употреблялись. Да я и сам толком не знаю, потому что стоял в стороне от всего этого — финансами распоряжался национальный центральный комитет, а я тогда не был его членом. Скажу лишь, что пришлось взять большую сумму под залог и ее нужно было выплатить. Члены национального комитета и несколько сенаторов дебатировали этот вопрос, и я принимал участие в обсуждениях. Дело кончилось тем, что к концу сессии председатель комитета, сопровождаемый двумя сенаторами, подошел ко мне и сказал, что мне следует снять свои возражения против предоставления пароходству субсидий. Они не раскрыли мне истинных причин, а я не стал на этом настаивать. Их заявление от имени руководства партией, что мои действия существенны для интересов нашей партии, вполне меня удовлетворило. Я не считал себя вправе настаивать на собственном мнении в отношении той меры, которая, как мне стало совершенно ясно, ставит лично меня в весьма ложное положение. Я соответственно доложил о законопроекте, голосовал за него, как сделали большинство членов нашей партии. Миссис Бейкер ошибается, говоря, что деньги пошли в мой карман. Если их и заплатили, о чем я узнал только из этого письма, они были переданы представителю национального комитета. Я никаких денег не получал. Все, что меня связывает с этими деньгами, — это мои умозаключения о том, каким образом вскоре после этого партия рассчиталась со своими долгами за предвыборную кампанию.

Миссис Ли выслушала все это с напряженным вниманием. Лишь в этот момент она впервые по-настоящему ощутила, что добралась до самой сути политики в той мере, в какой врач со своим стетоскопом докапывается до причины болезни. Теперь она наконец узнала, почему политический пульс бьется так неровно и почему люди ощущают постоянное беспокойство, которое они не хотят или не могут объяснить. Интерес к болезни победил в ней отвращение к той грязи, которую она обнаружила. Сказать, что это открытие доставило ей особое удовольствие, — значит погрешить против истины; но вызванное им возбуждение на мгновение заслонило все другие ощущения. Она даже не думала о себе. Лишь позже она осознала всю нелепость притязаний Рэтклифа, полагавшего, что и после его излияний в ней достанет тщеславия, чтобы заниматься реформами в политике. Да еще с его помощью! Дерзость этого человека, казалось, не знала границ, если бы только Маделина была уверена, что ему известна разница между добром и злом, правдой и ложью; но чем больше она наблюдала за Рэтклифом, тем больше убеждалась, что его смелость — лишь следствие нравственного паралича и что он рассуждает о пороке и добродетели, как дальтоник рассуждал бы о красном и зеленом цветах; он видел их не так, как видела их она, и, если бы ему пришлось выбирать между ними, он просто не сумел бы их различить. Неужели политика виновата в том, что за ненадобностью его нравственное чувство атрофировалось? А пока она сидела лицом к лицу с человеком, для которого понятия нравственности были темный лес и у которого к тому же недоставало чувства юмора, чтобы понять всю абсурдность того, к чему он призывал: выйти на берег этого моря коррупции то ли в роли короля Канута[41], то ли миссис Паррингтон с ее ведром и шваброй[42]. Что можно было поделать с этим тупым животным?