Размышления Ландика были прерваны приходом Толкоша. Слегка похлопав комиссара по плечу, он сказал, протягивая руку:
— Добрый день, доктор.
Ландик поднял глаза и увидел Толкоша — в праздничном костюме, котелке и с тросточкой.
— Я искал тебя, — продолжал мясник, — нам надо кое о чем потолковать. Это важно для нас обоих.
Ландик вскипел. Толкош обращался к нему по-дружески, словно ничего не случилось. А ведь было анонимное письмо, эта ужасная подлость. Он не принял руки и отвернулся.
— Какая муха тебя укусила? — спросил Толкош.
Он отодвинул большое кресло от столика, за которым сидел Ландик, и тоже сел.
— Не смей садиться рядом со мной! — закричал Ландик, побагровев от ярости, и стукнул кулаком по столу. — Я не желаю сидеть за одним столом с таким подлецом, как ты!
— Что случилось? Кто подлец? Почему?
— Не прикидывайся дурачком. Пишешь анонимные письма! Это подлость! На, полюбуйся!
Ландик достал письмо и помахал им в воздухе. Толкош сначала сделал было вид, будто не понимает, в чем дело, но Ландик не сводил с него мрачного пристального взгляда. У мясника по лицу пошли красные пятна.
— Смотри, на твоем лице адское пламя, это черт выдает твою нечистую совесть, — сказал Ландик.
— При чем тут нечистая совесть? Какой черт? Моя совесть чиста, а сам я скорее твой ангел-хранитель. Все это — в твоих интересах и в интересах Ганы…
— И в твоих, разумеется!
— Да, и в моих, конечно, — подтвердил мясник, глядя мимо Ландика куда-то во двор.
— Я и Гане написал.
— Тоже анонимно?
— Я не подписался.
— Ты подлец в квадрате! Ты что — мой опекун? Или Ганы? А может быть, ты ее жених? Ах нет, ты наш отец родной, потому так и печешься о нас! Писать анонимные письма! Да ведь это все равно что стрелять из-за угла в безоружного человека, который ничего не подозревает… или сыпать яд в источник, из которого пьют люди. Позор! Я не желаю сидеть рядом с тобой!
Разъяренный Ландик встал, твердо решив, что больше не будет разговаривать с Толкошем, но не сдержался и бросил ему в лицо:
— Ты считаешь, что человек — это вол. И с людьми ведешь себя как на бойне.
И, чтобы еще больше досадить Толкошу, прибавил:
— А на Гане я женюсь!
Ландик стал пробираться боком меж стульями и столом.
Толкош тоже встал и схватил его за руку, пытаясь удержать, заставить сесть.
— Подожди, присядь на минутку. Ты оскорбляешь меня, но я, как видишь, не сержусь. Не делай предложения Гане, я сам собираюсь к ней.
— Не касайся меня! Я женюсь на Гане!
Вырвав руку, Ландик потянулся за тросточкой, чтобы снять ею шляпу с вешалки и уйти наконец.
— А наш уговор?
— Ты так ни разу и не проводил ее. И потом — уговор оставался в силе, пока мы были друзьями. А отравитель колодцев мне не друг.
— Но я иду к Гане. Не мешай мне.
— Попусту пойдешь.
— Это ты попусту пошел бы. Она наотрез тебе откажет. И портретик твой у нее имеется. Она уже знает, каков ты.
Это «каков ты» в устах мясника еще больше разозлило Ландика. Мерит на свой аршин…
— Портрет твоей работы?
— Я еще и не так ей тебя распишу, — пригрозил Толкош.
Ландик поднял трость и устремился к Толкошу.
— Свинья! — крикнул он.
Толкош сделал шаг назад и, наткнувшись на кресло, перевалился через мягкий подлокотник на сиденье. Увидев торчащие подошвы, Ландик опустил трость, повернулся и вышел. Он испытывал такое чувство отвращения, будто пальцем раздавил червяка; ощущение это скоро прошло, но что-то тяжелое, неприятное камнем лежало на сердце до самого вечера.
Свалившись в кресло, мясник довольно долго оставался в этом положении. Он хотел, чтобы кто-нибудь застал его в такой позе. Он рассказал бы о происшедшем. Тогда у него будет свидетель. Но никто не появлялся. Толкош медленно приподнялся, спустил ноги с подлокотника, подтянулся на локтях, сел как следует, по-человечески, и глубоко задумался. В голове его рождались мысли о мести. Он напишет еще одно письмо! Это решение успокоило и обрадовало его. Но радость омрачилась новой заботой: Гана. Надо найти ее и поговорить. Собственно, ради этого он и нарядился… Но как? Идти к ней сейчас, после обеда, на кухню! Там моют посуду, а он вырядился в праздничный костюм. Он, состоятельный человек, мясник, потомок Толкошей, известной в городе семьи… Подождет до воскресенья.
И Толкош никуда не пошел.
Вечером ни Толкош, ни Ландик не выходили из дому, чтобы — не дай бог — не встретиться и не подраться. Толкош строчил анонимное письмо в Братиславу, президенту, главе Словакии; окружной начальник Бригантик казался ему мелкой сошкой. «Ворон ворону глаз не выклюет, — думал он. — Лучше обратиться к хозяину, чем к его холопу».
А Ландик сидел, глядя на коробочку с босоножками, купленными для Ганы — он еще не успел ей их преподнести, — и размышлял, взвешивая все «за» и «против», проверял себя, любит он Гану или нет.
Так распалось общество «Равенство», лишь недавно основанное двумя друзьями для объединения всех общественных слоев и классов Старого Места. Сами основатели этого общества нежданно-негаданно стали заклятыми врагами. Яблоком раздора явилась девушка, превратившая их в соперников.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Разочарование