Демократы

Жатва уже кончена; жнивье зазеленело всходами люцерны. Табак с крупными мясистыми листьями был еще совсем зеленый. Сахарная свекла и кукуруза, тронутые дыханием осени, пожелтели. Шла молотьба, и почти все люди были в поле — разбирали скирды, нагружали снопы на телеги, свозили их к молотилкам, бросали в разинутые пасти машин. Солома могучими волнами текла вверх по ленте транспортера, там росли новые стога, а мешки внизу наполнялись зерном. Тишину поля нарушало непрестанное глухое гудение машин. Косой дым дизельных моторов спиралью ввинчивался в голубой воздух. Порой с полей тянуло запахом угля, машинного масла и бензина.

Тетка Корнелия встретила Ландика с радостью. Это была высокая худая женщина, лицо у нее узкое, смуглое, с темными рябинками на щеках и маленькими усиками; под большими черными глазами — мешочки, в уголках губ — складки, на шее — глубокие морщины. Ей было под шестьдесят, но движениями, речью и порывистой походкой она напоминала молодую женщину. Она была разговорчива и интересовалась абсолютно всем, любила пофилософствовать, а еще больше — пожаловаться.

Ландик сразу подметил, что ее страсть — чистота и нововведения. Удивительное дело, — ей доставляло огромное удовольствие что-нибудь ремонтировать в доме, на дворе, в служебных помещениях или в саду. То вдруг «вспучится» совершенно новый паркет, то ей казалось, что на балюстраде перед главным входом или на стене вот-вот обвалится штукатурка, то на дорожке у дома образовалась ямка или на посыпанной песком садовой дорожке вырос клочок травы, то покоробилась белая краска на столиках и скамейках, расшатались колышки, к которым привязаны саженцы… Для работников всегда находилось какое-нибудь дело — они постоянно что-то чинили, исправляли. Для виду тетка иногда ворчала, что они неизвестно зачем толкутся в доме. Казалось, все уже в порядке, но тетка без устали ходила своей быстрой походкой по двору и по дому, осматривала углы, плафоны, специально обдирала совсем свежую штукатурку, стучала зонтиком по асфальту, пробовала, хорошо ли закрываются двери, окна, плотно ли прилегают рамы, не отвалилась ли замазка с зимних рам, пока опять не находила какой-нибудь изъян — дыру, яму, выцветшую краску… И работники снова клали заплаты, мазали, пилили, строгали, красили, копали, заколачивали. Поэтому все кругом было чисто, добротно, бело — как новое, и именно поэтому в имении всегда царил больший или меньший беспорядок.

Свой педантизм Корнелия, вероятно, переняла у мужа, который, как мы уже упоминали, был владельцем крахмальной фабрики. Крахмал ведь всегда белого цвета, оттого в усадьбе столы, стулья, скамейки и даже ульи должны были быть чистыми и белыми. Тетка и платья любила белые, и шляпы, и перчатки; даже из роз ей больше всех нравились «Фрау Карл Друшки», потому что они белые.

Ландик обошел и объездил все имение с управляющим Скалитым, немолодым, но энергичным человеком. Полный, загорелый, он ходил в белой кепке и кремовом полотняном костюме. Его называли «пан главный управляющий». Скалитый охотно брал с собой пана доктора. Они ездили на бричке, и управляющий пояснял, какие культуры здесь лучше всего удаются, что нужно сеять после пшеницы, сахарной свеклы, мака, вики, кукурузы. Он позволял Ландику править лошадьми, научил его держать вожжи и пользоваться бичом.

Через неделю молодой пан уже сам ходил к молотилкам. Пересыпая зерно с ладони на ладонь, он дул на него, чтобы определить качество. Подражая «пану главному управляющему», Ландик спрашивал, много ли намолотили, как идет работа. Он останавливался у амбаров, где мешки взвешивали, развязывали и высыпали зерно на сухой белый пол; обходил хлева, по полчаса ласкал жеребят, похлопывал по шее коней, кормил их сахаром, почесывал лоб быку и позволял ему лизать руку длинным шершавым языком. Он заходил в свинарник, осматривал маток, лежащих на полу, и пугливых белых поросят, палкой сгонял мух с их тучных боков. Купался в день не меньше двух раз, хорошо загорел — и в один прекрасный день сел за книжку. Это было начало скуки. Слоняясь по комнатам в поисках чего-нибудь интересного, он очутился у книжного шкафа. Ландик брал книгу, листал ее, уносил с собой в парк и читал на скамье под деревом, но, прочитав несколько страниц, возвращался в дом за другой, более увлекательной книгой. Не найдя ничего интересного, он опять отправлялся в сад, на речку, в конюшню. Он приносил тетке вести о непорядках, грязи, философствовал с ней и выслушивал ее жалобы.

— Кто-то опять раскидал камешки у клумбы, — доложил он однажды.

— Где, где? — живо откликнулась она и стремительно понеслась выяснять, в чем дело.

— А на стене большого амбара опять вся модернистская литература! — сообщил он как-то.

Тетка рассмеялась:

— Модернистская?

— Да! Селин{45} многое мог бы позаимствовать оттуда для своего «Путешествия на край ночи».

— Что это такое?

— О! Модернистский роман, или куча навоза.