Читаем Демон абсолюта полностью

Все это Хогарт знал, угадывал или подозревал. Но также он знал, что генералы в Лондоне, которым показывал письма Лоуренса, не могли поверить, что они были написаны двадцатисемилетним лейтенантом, и что военная «оппозиция», даже она, хвалила высадку в Александретте; он знал, наконец, что ни экстравагантность, ни непреклонная чистота Лоуренса не были, в конечном счете, беспредельными. Проказы молодого человека на его счет ограничивались заколками на его ночном столике, и ему это нравилось. Потому, что Лоуренс не мог служить иным начальникам, кроме тех, ценность которых уважал (ему было не занимать ни способности проскальзывать между пальцами тех, кто ему не нравился, ни страстной преданности тем, кого он принимал), потому что его относительная дикость сочеталась в нем с хитроумием — а его средства обольщения, когда он хотел их использовать, были велики — потому, наконец, что инстинкт всегда связывал его с людьми, которые могли определять его судьбу: его любил Хогарт, но также и Клейтон, и Сторрс. Когда генерал Хенли из картографической службы в Лондоне, где Лоуренс «выдумывал Синай»[165], встретил Хогарта, тот спросил его: «Мой протеже справляется с вашей работой?», — он ответил: «Он мог бы управлять всем отделом вместо меня».[166] Несмотря на его выходки, его служба — служба связного агента, которая ставила его в отношения с огромным числом самых разных сотрудников, офицеров флота, инженерных войск, секретной службы, авиации, картографов, гражданских служащих, типографов (не говоря уже о пленных) — была превосходной. Многие думали, что Лоуренс, если бы его направили к Идриси, проявил бы себя таким же невыносимым, каким выступал в Каире перед столькими вышестоящими офицерами. По крайней мере, что он не очаровал бы султана, как очаровал уже Клейтона — и Хамуди…

Этот молодой человек высокой культуры и значительных умственных способностей, восстающий против общепринятых условностей общественной жизни, иногда бурно, слишком часто с рассеянностью, но всегда неукротимо; решивший во всем жить на пределе, и прежде всего, на пределе цивилизованности; то агрессивный, то робкий, то аскетичный, то несерьезный, упрямый и скромный, дотошный, смелый, бескорыстный, не чуждый блефа; обладающий изобретательностью и ловкостью рук китайского ремесленника; почти столь же изобретательный, когда надо было увлечь подчиненных общим делом, способный воодушевить их неистовой преданностью, принимаемый среди арабов за своего, умеющий выводить из себя и равных, и вышестоящих, способный также на хитрость; кроме того, страстный антимилитарист, равнодушный к дисциплине, привыкший к ребяческим выходкам, несуразным и вселяющим беспокойство, одержимый этикой, но охотно прибегающий к маскировке, трезвый и романтичный, способный воспринимать великие замыслы или быть одержимым великими мечтами; достоинства которого проявлялись не так быстро, как недостатки; офицер запаса, лишенный военного образования, знающий арабский, но не знающий Аравии — разве не был он создан для того, чтобы стать британским агентом при султане Ассирии?

Такой вопрос не ставился; у Хогарта не было времени вмешаться: Министерство по делам Индии уже направило решение правительству. Оно ждало победы на Востоке не от сотрудничества с арабами, но от мощи английского флота и от экспедиции в Дарданеллах. Оно исключало всякие планы о сотрудничестве с Ассирией, как позже — с Ибн Саудом, как собиралось исключить принятие требований шерифа, и вовсе не по неведению: оно считало, что невозможно будет сохранять господство Англии над восемьюдесятью миллионами мусульман Индии, когда рядом будет арабская квазинезависимая империя. Его предубеждение против арабов было слишком сильным; и оно верило не в сотрудничество, а в силу. На пылкую надежду Лоуренса оно отвечало молчаливой волей, выражение которой выгравировано на английском оружии: «я выдержу»[167].

В этот конфликт, где нетерпение «Незваных» видело зависть, были вовлечены две главные ценности всякой империи. Лоуренс узнал сначала из Лондона, затем из Каира, что «правительство Ее Величества не собирается посылать к имаму Ассирии военных советников».

Глава III.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Авантюра
Авантюра

Она легко шагала по коридорам управления, на ходу читая последние новости и едва ли реагируя на приветствия. Длинные прямые черные волосы доходили до края коротких кожаных шортиков, до них же не доходили филигранно порванные чулки в пошлую черную сетку, как не касался последних короткий, едва прикрывающий грудь вульгарный латексный алый топ. Но подобный наряд ничуть не смущал самого капитана Сейли Эринс, как не мешала ее свободной походке и пятнадцати сантиметровая шпилька на дизайнерских босоножках. Впрочем, нет, как раз босоножки помешали и значительно, именно поэтому Сейли была вынуждена читать о «Самом громком аресте столетия!», «Неудержимой службе разведки!» и «Наглом плевке в лицо преступной общественности».  «Шеф уроет», - мрачно подумала она, входя в лифт, и не глядя, нажимая кнопку верхнего этажа.

Дональд Уэстлейк , Елена Звездная , Чезаре Павезе

Крутой детектив / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы
Убийство как одно из изящных искусств
Убийство как одно из изящных искусств

Английский писатель, ученый, автор знаменитой «Исповеди англичанина, употреблявшего опиум» Томас де Квинси рассказывает об убийстве с точки зрения эстетических категорий. Исполненное черного юмора повествование представляет собой научный доклад о наиболее ярких и экстравагантных убийствах прошлого. Пугающая осведомленность профессора о нашумевших преступлениях эпохи наводит на мысли о том, что это не научный доклад, а исповедь убийцы. Так ли это на самом деле или, возможно, так проявляется писательский талант автора, вдохновившего Чарльза Диккенса на лучшие его романы? Ответить на этот вопрос сможет сам читатель, ознакомившись с книгой.

Квинси Томас Де , Томас де Квинси , Томас Де Квинси

Проза / Зарубежная классическая проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Проза прочее / Эссе