Демон абсолюта

На той же неделе[168] Фейсал прибыл к Бакри[169]. Он был принят не без предосторожностей. Его считали другом турок, и Джемаль собирался дружески принять его в Дамаске. Даже когда он сказал, после многочисленных бесед с долгими подступами, что смиряется с турками лишь из опасения перед союзными державами, колебания продолжались: турки были его хозяевами, и тот, кто сотрудничал с ними, — каковы бы ни были мотивы, повлекшие это сотрудничество — находил в этом большую выгоду. Но Фейсал был прислан своим отцом; поведение великого шерифа было достаточно тонким, хотя лишь в негативном смысле, ведь турки уже пытались организовать его убийство; заговорщики, поскольку он был меньше скомпрометирован, видели в нем единственную фигуру, способную придать восстанию смысл и эффективность; и, если Фейсал мог казаться сторонником турок, его собеседники казались ими не меньше. Ведь если они были готовы к вооруженному восстанию, которое предполагал Хуссейн, значит, им следовало быть готовыми к сотрудничеству с союзниками, а они опасались их так же, как Фейсал. Управляющий комитет «Фетах» путем голосования вынес резолюцию[170], в которой общество решило, что, если аппетиты союзников на Востоке будут слишком очевидными, они будут защищать турок. Фейсал установил связь с руководителями «Ахад»: их начальник, Азиз Али, предписал им ту же политику[171].

Никто не знал о последнем послании Китченера великому шерифу. Их точка зрения — и точка зрения Фейсала — стала той же, что в том же месяце защищали в Каире собеседники Сторрса и Клейтона: арабы вступят в войну на стороне союзников, если последние признают их независимость после их победы.

Фейсал был поражен точностью и масштабностью действий заговорщиков. «Ахад», в котором все члены были офицерами, насчитывал четыре тысячи человек. Он контролировал девять десятых арабских дивизий. В тот момент, когда их перестали бы окружать турецкие или немецкие дивизии (последние также были размещены в арабских странах), они поднялись бы, если бы получили приказ. Фейсал меньше знал «Фетах», но угадывал, что его влияние далеко превосходило то, что ему приписывали. Он собирался в Константинополь: договорились, что по возвращении ему будут переданы условия, на которых тайные общества согласятся связать свои действия с действиями Англии.

В Константинополе его приняли почтительно. Турки охотно организовали бы несчастный случай или скоротечную болезнь, которые позволили бы заменить Хуссейна на какого-нибудь более понятливого великого шерифа, но они не хотели ссориться с арабами, пока не придет последняя крайность. Хотя после визита их политиков во французское консульство Бейрута к ним в руки попала очень подозрительная переписка между Хуссейном и некими сирийскими националистами, но они удовольствовались тем, что передали ее распечатанной великому шерифу (и отдали распоряжения вали). Они знали, что Хуссейн небескорыстен; и видели в нем не врага, а скорее хитрого политика, которого достоинство владыки Святых мест обязывало, хотел он того или не хотел, сражаться на стороне мусульман, но который собирался извлечь из своей снисходительности все возможные выгоды. Они думали, что война вовсе не освободит, а парализует его; что он будет тайно сражаться с ними, если не получит того, что хочет, но не сможет публично заключить союз с христианами; и что, если он послал Фейсала. то лишь потому, что, по его мнению, среди всех, кого он мог послать, никто не торговался бы лучше, чем тот, кто торговался бы как друг.

Итак, Фейсал, принятый султаном и всеми правителями Турции, снова уехал, увозя письма от министров к своему отцу. Он пожаловался, что великого шерифа хотят убить, и ему пылко ответили, что желают лишь того, чтобы тот жил в мире. Письмо Энвера сообщало великому шерифу о немецкой победе на реке Дунаец, об успехе его собственного сопротивления в Дарданеллах.

Через месяц после того, как Фейсал покинул Дамаск, он встретил там своих друзей[172]. Был составлен протокол, уточняющий арабские требования: признание Англией всех арабских стран, кроме Адена, отмена на этих территориях всех привилегий, предоставляемых иностранцам по капитуляциям; оборонительный альянс между Англией и арабским государством; режим благоприятствования для Англии[173]. Если бы этот протокол был одобрен великим шерифом, руководители националистов считали бы его выражением намерений арабов.

Джемаль выехал инспектировать египетский фронт. Фейсал собирался взять отпуск и провести его в Иерусалиме, он вернулся в Мекку по железной дороге из Медины. Он встретился с членами «Ахад» и «Фетах» и вез между подошвами ботинок микроскопический протокол.[174]

Он был убежден[175], что англичане никогда не примут условий, сформулированных в нем.