Демон Аль-Джибели (СИ)

— Да. Они нужны этому и прочим мирам.

— А я смогу…

— Нет, — тихо ответил голос на невысказанную просьбу. — В этом мире ты умер окончательно. Аль-Джибель более недоступна тебе.

— А человеком? — спросил Бахмати. — Ты можешь сделать меня человеком?

— Могу, — ответил голос. — Но только опять же не в этом мире.

— Не страшно.

— Быть человеком сложно. Будет и плохое, и хорошее, Будут часы отчаяния, минуты радости, болезни, любовь, дети, суета…

— Все равно, — сказал Бахмати.

— Будь по-твоему, — тепло сказал голос. — А этот мир, он не уйдет навсегда. Он будет тебе сниться. Прощай, Бахма-тейчун.

***

Только Колька накрыл ладошками коричневого, в какой-то светящейся слизи жабенка, только отжал палец, чтобы посмотреть, там он или нет, как кто-то потянул его за ногу.

Разумеется, это был Витька Жук. То есть, Жуков, конечно же.

— Дай посмотреть, — жадно сказал Витька.

Ну никакого терпения!

И вообще, кто поймал? Колька поймал. Значит, и смотреть ему первому.

Жабенок щекотно тыкался в ладони изнутри.

— Погоди ты, — сказал Колька приятелю. — Здесь тихонько надо.

— Ты только не упусти, — прошептал Витька, подползая ближе. Его черные глаза наблюдали за Колькиными руками с тревожным ожиданием. — На него дождь загадать можно. Или даже электрическую грозу!

— Ха! — Колька сел у канавы, наполненной мутной водой. — С ним все, что угодно, можно! Он же светящийся!..

— Привет!

Колька поднял голову.

Через канаву от них, у поваленного забора стоял незнакомый мальчик в шортах и курточке и с интересом смотрел на Колькин кулак.

Кожа у мальчика была коричневая, как шоколад.

— Ты откуда? — щурясь, спросил его Витька Жук.

Мальчик улыбнулся.

— Мы недавно переехали, — и протянул яблоко, сорванное где-то в одичалом саду за его спиной. — Хотите?

— Не, — сказал Колька. — А тебя как зовут?

Мальчик повел плечами и колупнул нос.

— Олежка. Олежка Бахматов.

— А ты к нам как, надолго?

Мальчик обвел взглядом приятелей, канаву, раскисшую дорогу, подорожник и лопухи на обочине, потемневший от времени бревенчатый угол, видный сквозь заросли бузины, далекий блеск жестяной крыши поселкового магазина, летнее небо с солнцем, прячущимся в растрепанной вате облаков, и снова улыбнулся.

— Навсегда.