– Эй! Ты сама-то как? – тихо спросил Павел, подходя к ней и осторожно обнимая за плечи.
– Я никогда не сопротивлялась… – тяжело сглатывая, сказала женщина. – Всегда либо убегала, либо смирялась и терпела… Но никогда не сопротивлялась… Я его так боялась. Всегда. Не знаю, как смогла… Знаю, что это его не убьет, но все равно. Я никогда не решалась.
Плечи Наамы задрожали от прорвавшихся рыданий, и Павел крепко прижал её к себе, гася собственным телом эти содрогания.
– Просто ты всегда была одна. А теперь нас много, и мы справимся, – тихо сказал он, зарываясь лицом в её перепачканные волосы.
– Он вернётся! Разве ты не понимаешь? Он опять вернётся! – задыхаясь от рыданий, говорила Наама.
– Пусть возвращается. Мы теперь будем готовы! А теперь пойдем: я тебя умою, и ты успокоишься. Тебе сейчас с дочерью знакомиться. Хочу, чтобы Мадонна увидела, в кого она такая красавица.
Но к знакомству никто не был готов. Поэтому женщин усадили в машину, а Павел и Дмитрий ушли на некоторое время. Когда вернулись, из окон дома уже валил дым и пробивались языки пламени.
По молчаливому соглашению остались все в загородном доме Кравеста. Все понимали, что это не конец и предстоит долгий разговор. Павел не отходил от Наамы, все время поддерживая и обнимая её. А она тоже, кажется, отчаянно нуждалась в этих осторожных прикосновениях и льнула к нему, бросая на Мадонну нерешительные взгляды. Чувствовалось, что ей очень хочется поговорить с ней, но решиться на это она не может. Да и Дмитрий, едва они приехали, забрал Мадонну к себе в спальню и явно не был намерен пока никого к ней подпускать.
Дмитрий сам выкупал Мадонну, как ребенка, с мрачным взглядом осторожно проводя пальцами по каждому заживающему розовому следу от ударов. Он беспрерывно говорил ей ласковые слова и нежно гладил, но после первой истерики Маня, казалось, заледенела и лишь изредка бросала взгляд на его лицо, словно что-то искала на нём, и опускала взгляд, когда не находила. В постели Дмитрий вытянулся рядом с напряженным телом Мадонны, боясь оскорбить её неосторожным прикосновением или взглядом. Ощущение, что какая-то ледяная пропасть неожиданно разверзлась между ними, все острее давила на грудь. Дмитрий понимал, что должен что-то сделать, чтобы преодолеть её. Но он не знал, что, боясь причинить ещё больше боли. Никогда в жизни ему не случалось кого-нибудь утешать, и мужчина был совершенно растерян. Он не боялся слёз или очередной истерики, но как преодолеть это застывшее молчание, не знал, и это по-настоящему пугало. Неожиданно Маня прерывисто всхлипнула в темноте, и от этого звука ему словно кол в сердце вогнали.
– Я теперь противна тебе, да? После того как ты видел меня там, на этом столе? Ты больше не хочешь прикасаться ко мне? – дрожащим голосом спросила Мадонна.
Дмитрий чуть с кровати не упал от того, как резко развернулся и сжал её в объятьях.
– Ты что несешь? Да я с ума схожу от желания прижать тебя и никогда не отпускать больше! Я боялся тебя оскорбить, боль причинить! Манечка, любимая моя девочка! Как тебе такое в голову вообще пришло? – Дмитрий чувствовал, как судорожно сжимается у него горло и мокреют глаза.
– Я не хочу, чтобы ты жалел меня, слышишь! Мне не нужно твоя жалость! Хочу, чтобы ты любил меня, а не жалел! Хочу, чтобы желал меня, как раньше! Если это невозможно, то не нужно больше ничего! – горячечно затараторила она, словно боясь, что он не станет слушать.
Дмитрий вдруг испытал огромное облегчение и желание рассмеяться.
– Дурочка ты, Манюня. Как раньше невозможно! – Крепче сжал её в своих руках, почувствовав, как напряглось её тело. – Невозможно, потому что я желаю тебя в тысячу раз сильнее, чем раньше. Я ведь думал в какой-то момент, что потерял тебя навсегда. И тогда я понял, что не смогу без тебя. В моей жизни больше никого никогда не будет, кроме тебя, понимаешь? Это больше невозможно! Ты течешь по моим венам вместо крови, тебя я вдыхаю вместо воздуха. Без тебя мне просто не выжить! Я нуждаюсь в тебе! Ты ВСЁ, в чем я нуждаюсь и чего хочу! Я никогда не любил. Не знаю, что при этом положено чувствовать, какие слова говорить. Знаю только, что без тебя мне не выжить.
Мадонна задрожала в его руках, как в лихорадке, и потянулась к его губам, как обреченная.
– Поцелуй меня, Димочка. Хочу, чтобы целовал и ласкал меня. Хочу, чтобы своими руками и губами стер с моего тела его прикосновения! Хочу чувствовать только тебя!
– Я боюсь причинить тебе боль! – Дмитрий остановился у самых её губ, жадно поглощая её дыхание.
– Мне больно оттого, что ты не прикасаешься ко мне, – прошептала Маня, вцепляясь в его плечи.