Демон-хранитель

– Стас, давай раз и навсегда решим: я в метро не вернусь. Обещал не возвращаться. Обещал ей это, глядя прямо в глаза, сидел ближе, чем сейчас от тебя! И больше никогда не пойду на такое испытание. Думаешь, не мог сделать шаг и взять, что хочу? Мог. Она бы и не пискнула. Или пискнула бы от удовольствия. Но через пару дней пошла бы и повесилась в тихом уголке, потому что… Я не хочу так рисковать. И не буду.

Алексей понизил голос, но все равно казалось, что теперь слышит его не только Станислав. Да и с ним на эту тему рассуждать не хотелось, просто надо как-то объяснить свое отвращение к туннелям и обжитым станциям. Ведь он звал туда людей, а сам бросал их на полпути… Не годится. Ивушка этого не заслуживает.

– Так что хватит. Закрыли тему. Стас, у меня и поближе есть к кому клинья подбивать – Настя тебе не жена, так что я свободен в своих притязаниях и равен с тобой в правах. Скажи, Калина?

Семен вздрогнул от неожиданного обращения к нему за консультацией и, немного подумав, виновато развел руками под взглядом «вождя». Закон общины ничуть не нарушался.

– А возвращайся-ка ты в бункер… – неожиданно глухо произнес Станислав. – Там тебя небось куча девиц ждут не дождутся.

– Ну вот, теперь и ты готов меня убить – о чем я только что и предупреждал! Девицы ждут, только надо сначала устранить одну маленькую проблему с Советом. И я сам к ним не хочу.

– Быть не может… – Калина как-то пытался влезть в разговор, все время натыкаясь на запретную тему конфликта. – Чтобы ты девочкой побрезговал.

– Да я был проинформирован во всех подробностях, что со мной произойдет в этом случае! – Алексей был рад переключиться на другой объект, только бы не возвращаться снова и снова в своей памяти в ту палатку-гостиницу на Семеновской.

– У вас там такие строгости с нравственностью?

– Нет, просто у Нестерова пунктик был, сестра его умерла при родах, никто проблем не ожидал, а так уж получилось. С тех пор он занялся проблемой лично.

– Лично – это как? – пошлый смешок не сдержал даже Стас.

– Это значит, что строжайшим образом запретил всю пропаганду секса, посрывал все картинки со стен, правда, потом мужики в общаге опять налепили, туда девочки и Привратники не особо наведываются. За связь с несовершеннолетними пообещал отрезать что-нибудь ненужное в организме. Но когда все-таки разок залетела шестнадцатилетняя девица, он сам вокруг нее семь месяцев до родов крыльями махал, боялся за здоровье будущей матери.

– И что?

– Да ничего, обошлось. Девица по годам-то мелкая, а по кондициям – телка здоровая. И парня ее никто не тронул, потому что ему и самому только шестнадцать… Но страху и паники нагнали до такой степени, что никто больше не решился повторить подвиг.

– А ты?

– А я еще в день семнадцатилетия смотрел на своего наставника мутными от полнейшего счастья глазами и ни в какую не признавался, кто это меня так напоил и совращал! Сказал – не помню. Врал. Но воспоминание действительно не лучшее, хоть тогда мне так совсем не казалось…

Павел постучал колотушкой на длинной ручке по насыпанному поверх угля слою земли, уплотняя перегоревшие бревна.

– Закрываем кислород, готово, похоже. Третий день горит.

Алексей с надеждой взглянул на Станислава, тот махнул рукой.

– Иди уже… Мы с Калиной останемся, а вы с Пашкой нам Морозова опять пришлите, он как раз отдохнул, наверное. Остывать готовый продукт еще долго будет.

Давно рассвело, в тени леса было довольно прохладно, а топать придется не меньше часа. Угольная яма не дымила, и все равно ее постарались спрятать подальше от сталкерских троп, чтобы ни один обитатель бункера даже случайно не наткнулся. Алексей лишь изредка переговаривался с Павлом, весь путь прошел в тишине и мыслях о тесноватой, но удобной бане общинного дома. Настроение безнадежно портилось, и даже Анастасии не удалось его улучшить. Разбередивший рану разговор не давал покоя, причем вспоминалась вовсе не потерянная Леночка, а утраченные надежды на верховную власть в Совете. Отмывшись начисто, Алексей вылил на голову ковш ледяной воды. Стало легче. Смыть грязь… И вернуть всё к началу. Ковчег снова поплывет привычным курсом, если за штурвал встанет достойный. Только его самого не примут больше туда – не берут непарных на ковчеги.

***

В ожидании хоть небольшого дождика и с тайным опасением, что сталкеры бункера случайно обнаружат провод, Алексей бездействовал, убивая время за настольной игрой, нарисованной на паре листов ватмана. Аккуратно вырезанные Калининым игровые фишки передвигали по клеточкам Морозов, Амалия и Ванька. Кинув кубик на стол, Алексей переставил фигурку вперед на пять позиций, вспоминая, что бы такое мог означать нарисованный под ней птер на фоне городских развалин.

– Прятаться за герму, – подсказал Руслан. – Перейди вперед еще на три клетки. Ишь шустрый какой…

И бросил кубик сам. Выпала бело-коричневая Боровицкая, нарисованная по памяти Бабкой, вполне нейтральная клеточка, хуже, если бы он попал на Великую Библиотеку, где пришлось бы отступить назад от страшных неведомых монстров внутри.

– У меня свинарник, – грустно вздохнул Ваня.