— Да, сэр, — вынужден согласиться Белкин. — Вы и лазать умеете.
— А ты кто такой? — ревет медведь.
— Я — Белкин, и я все видел. Скажу однозначно: вы произвели на меня сильное впечатление. Может, по мыслительной части вам чего и не хватает, но что касается беганья, прыганья и лазанья, тут вам равных нет — вы все получили в двойном размере.
— А также питания, — ревет медведь, прильнув к дуплу. — Я Большой Двойной Медведь, и я съел...
— Знаю-знаю, — отвечает Белкин, затыкая пальцами уши. — Вы обглодали холмы и обсосали подножия. Я уже это слышал.
— А теперь я съем...
— Меня, — вздыхает Белкин. — Но сначала мне придется от вас убегать, так?
— А я буду догонять, — говорит медведь.
— А я буду скакать, — говорит Белкин.
— А я наскакивать, — повторяет медведь.
— А я пить пахту, — говорит Белкин.
— И я пить пахту, — говорит медведь.
— А потом — уползать, — говорит Белкин.
— А я наползать, — говорит медведь.
— А потом, — говорит, улыбаясь, подмигивая и почесывая свой длинный ус Белкин, словно он карточный шулер с полным рукавом неожиданностей, — я улечу.
Это ставит медведя в тупик, и он замирает, наморщив свой большой лоб. Но ведь всем, даже скудоумным Большим Двойным Медведям, известно, что белки не умеют летать.
— Ну что ж, — отвечает медведь, улыбаясь, подмигивая и почесывая длинный ус своей большой неуклюжей лапой, — тогда я полечу за тобой.
— А вот это мы еще посмотрим, — заявляет Белкин и, не говоря больше ни слова, выдергивает у медведя ус. Р-Р-Р-Р-Р! — рычит медведь и пытается схватить Белкина, но тот выскакивает из дупла и молнией спускается вниз, а медведь с еще более злобным и отвратительным видом грохочет за ним следом. Белкин несется по долине к ферме Топла, а медведь топочет за ним по пятам. Белкин добегает до погреба, где фермер Топл хранит молочные продукты, и влетает в окно. И медведь впрыгивает следом. Белкин усаживается на край четырехлитрового глиняного кувшина и начинает пить прохладную густую пахту с такой жадностью, словно у него в горле уже месяц не было ни капли жидкости.
Медведь отталкивает его в сторону, хватает кувшин и заглатывает содержимое целиком, словно после семилетней засухи.
Белкин перепрыгивает на край двадцатилитрового кувшина и снова начинает пить.
Но медведь сгоняет его и оттуда и одним залпом осушает и этот кувшин.
Тогда Белкин даже не удосуживается запрыгивать на край последнего сорокалитрового кувшина и лишь слизывает капли, пока медведь, подняв его вверх, поглощает пахту.
Наконец он опускает его на землю, вытирает усы и ревет:
— Я Большой Двойной Медведь, я обглодал холмы...
— Знаю-знаю, — морщится Белкин. — Реветь будешь потом, а теперь давай перейдем к завершающей части нашей программы. Я уже бегал, прыгал, пил пахту, теперь я буду лазать.
— И я! — отзывается медведь с отрыжкой.
— И летать, — добавляет Белкин.
— И я! — икает медведь.
Белкин выскакивает из окна и вновь, как смерч, несется к своему тополю, а его с грохотом настоящего торнадо преследует медведь. Белкин взлетает вверх, как язычок пламени, а за ним, как огнедышащий вулкан, карабкается медведь. Все выше и выше лезет Белкин, ощущая все ближе и ближе горячее дыхание медведя, все выше и выше, пока и ствола-то почти не остается... и тогда он отталкивается и взлетает в воздух, как красный осенний листик, подхваченный ветром.
И медведь, не задумываясь, прыгает за ним, как десятитонный молоковоз, сорвавшийся с утеса.
— Да, забыл сказать, — выкрикивает Белкин, хватаясь за верхушку освещенной солнцем лещины и раскачиваясь на ней из стороны в сторону, — я еще умею обманывать.
— Р-Р-Р-Р-Р! — отвечает медведь, пролетая мимо. — Р-Р-Р-Р! — рычит он дальше, до тех пор, пока не плюхается на склон, как спелая дыня.
А когда пыль рассеивается и ошметки медведя оседают, наружу из его останков выбирается Салли и говорит:
— Я на свободе!
А за ней выпрыгивает Кролик и тоже говорит:
— И я на свободе!
Затем высовывается и бурундук Чарли Чарльз с криком:
— Свобода! Я вылез!
— А мне, — отвечает Белкин, раскачиваясь на освещенных солнцем ветках, где орехи как раз достигли идеального состояния, — и вылезать не надо, так как я в него не залезал.
И все смеются, и орехи наливаются соком, а пахта струится... вниз... по склону.
Великая пятница