Демон на Явони

Собака произвела мощное впечатление на Романа, еще большее, граничащее с испугом, несла в себе неизбежность посетить этот загадочный и многообещающий бор не в предполагаемом составе, а с еще двумя попутчиками, одного из которых он просто боялся, второму, изо всех старался не открыть свою сущность и служение темным силам, что, как он уже понял, вряд ли получится, ведь этот странный, «ветхий» годами и умудренный опытом человек и назначен Проведением более ста лет назад для охранения этих мест, возможно последнего оплота истинной веры и мест, где человек может увидеть себя настоящим сейчас, а свою душу после кончины.

Он видел, чувствовал всем трясущимся нутром, что «страж» видит его насквозь, а его пес, чует его нутро, да и не зря появились они здесь, а теперь этот вопрос, явно заданный в виде «лакмусовой бумажки», которая обязательно проявит его приверженность злу. Отставив всю свою индивидуальность, уничижив всю свою волю, Смысловский призвал своего сюзерена действовать в нем, ибо знал, что тот есть отец лжи. Восторг вызвали в его почерневшем сердце слова, вложенные духом злобы в его уста:

— Да как не понять, кем же нужно быть, чтобы не желать узнать доподлинно глубину своего падения и вин пред Господом. Моя вера так низка и слаба, что и назвать то ее верой язык не поворачивается, а все от того, что оттолкнуться мне не от чего — сколько не пытаюсь смотреть внутрь себя, кроме бахвальства и оправдания ничего больше не вижу. Думаю, что матушка моя именно поэтому настойчиво требует моего посещения этих мест. Слаб я, чтобы самому умудриться взглянуть внутрь себя и увидеть настоящего раба Божиего Романа. Ну теперь с вашей помощью, Никодим, извините, не знаю отечества…

— Мы все Божии, и других нет…

— Ну да, ну да… Вот, значит, с вашей помощью и хотел бы вернуть себя Богу… — Олег даже забыл о собаке, так сильно поразившей его своими размерами, слова его подопечного, настолько были различным со всем, что представлял из себя гробовщик, что лишь холодный пот, пробивший его, каким-то зловещем предчувствием, напомнил о том, что он не спит, но точно бодрствует.

«Отшельник», внимательно послушав, сделал вид, будто впечатлился услышанному, повернулся к своей собаке, которую постоянно называл «братом во Христе», тибетский мастифф — пес был представителем именно этой породы, причем из самых больших ее представителей, развернулся всем своим огромным корпусом навстречу его взгляду, от чего оба утвердились схожестью своих впечатлений по отношению к этому, только что говорившему, человеку. Хозяин подытожил:

— Господь знает каждого, каждого и судить будет… Мы же никого не судим — Господь управит!.. Ну что, двинули… Да… Можете не запоминать дороги, все одно она туда всегда разная, посмотрим, какой окажется сегодня…

Путь лежал через большой и высокий холм, который на машине пришлось объезжать, «отшельник» же, дабы не создавать проблем своему мохнатому попутчику, двинулся пешком, через вершину. Для своего невероятного возраста человек довольно легко преодолел подъем, несмотря на поклажу в пару десятков килограмм. То же можно было сказать и его собаке, несшей на себе две сумки, прикрепленные по бокам, по аналогии с походными конными рюкзаками.

Задержавшись на вершине, не отдыхая, Никодим встал на колени, обратив свое лицо на восток, наложил на себя крестное знаменье и прочитал молитовку. Встав, он полюбовался с минуту на проявившийся сразу невдалеке из тумана светящийся ореол Демянского бора, и держась за бок мощного ошейника «Михея», пустился бегом вместе с ним вниз, добравшись одновременно ко входу в урочище с Олегом и Смысловским.

Перед продолжением пути никто никаких инструкций не давал, хотя об одном старец предупредил:

— Прежде, чем, что-то предпринять или куда-то отойти, скажите остальным. Каждый из нас должен знать, где находятся остальные. В это месте много разных необъяснимых явлений, так сказать природных, но и чудного не счесть. Ну, с Именем Божиим двинем…

Они шли заливным лугом, совсем недавно освободившимся от воды, еще не успевшем высохнуть полностью, но начавшим уже плотно зарастать зеленью, сквозь прошлогоднюю пожухлость. То и дело из-под ног вспархивала разная крылатая живность, прячущаяся в бежево-зеленом ковре. Неожиданно, переставшим общаться между собой людям открылись многоголосые звуки луга, журчание, от куда ни возьмись, будто вытекающей из середины его, небольшой, но быстрой речки, берегом которой они уже шли. Запахи завладели их обонянием, не вызывая ни одной неприятной эмоции. Город мгновенно проиграл на весах духовности, гармонии и настоящности жизни, растворяясь в гимне Создателю, воспеваемому всем живым.