«Михей» аккуратно взял мешок в зубы, поднял, и проследовал дальше, будто ничего и не случилось. Следствием всей этой демонстрации силы было изменение планов Романа, вернувшегося с большим желанием разделаться со всеми попутчиками именно здесь. Он уже понял, что Никодим появился не зря, да и Олег, что-то заподозрил. Демон требовал от него действий, будто хотел просто много зла, совершенного руками поддавшегося ему человека, а не того, что было его на сегодня главой задачей — принесения себе жертвы чистой и безвинной.
Так всегда случается, зло всегда старается урвать, что-то прямо сейчас, лишь бы это что-то погубило душу, а лучше несколько. Случается, так, в виду понимания воинствующим духом злобы, отсутствия у себя возможности видения будущего, благодаря чему он прекрасно знает, что любым планам, как бы они не строились и не продумывались, далеко не всегда предначертано сбыться. Вот и торопится ухватить, хоть что-то, пока есть шанс, ведь человек существо мнительное, не стабильное, сомневающееся, даже такой, как Роман, может вдруг просветиться одним лучом или одной молитвой святого, и тогда, казавшийся таким преданным и совсем погибшим слуга, может стать раскаявшимся рабом Божиим.
Много раз это видел любой из падших ангелов, потому и толкал, хоть на что-то гибельное даже самых верных слуг своих, зная, что обстоятельства в созданном Богом мире всегда выстраиваются так, чтобы спасать души, а не губить их.
— Вставай, мил человек, и не имей сомнений — пес мой только так проверяет человека на доброе и злое в нем. Не серчай на стариков. Эта порода в миру живет лет десять, а мы с ним уже сорок знаемся. По человеческим меркам это лет двести, так что, что у него в голове только Господь знает. Факт — не одному Божиему чаду он ни беды, ни печали не принес.
— Дядь, так это он и заговорит скоро!
— А он и говорит, только не каждый понять может…
— А ты?
— А мы с ним взглядами… Ну ладно, хватит о пустом. Рома, ты ложись к огню ближе, а мы рядышком, ты у нас гость — тебе и почетное место. И вот…, еще что…, тут много что происходить может, запомните, что все это в вашем мозге твориться…
— Так уж и все…
— Почти все…, многое из настоящего, что с научной точки зрения объяснить можно, но много и чудного…, из необычного видимого в мистические картины превращается именно в ваших головах, причем у каждого по его духовной испорченности. Может быть, об этом и не стоило говорить, но пусть будет… — Внимательно и напряженно глядя на «отшельника», Смысловский понял, что его ожидает нечто, с чем он сам может и не справится. Его постоянно преследовали сомнения и страхи о том, что его демон может оставить, и что именно для гибели его и завели сюда. В такие минуты, он вспоминал о своей совести, да уже позабыл, где ее искать.
Какой-то слабый отзвук стонов его души, пытался обратить его к покаянию, но всплывающие призраки его вин перед Богом и людьми, быстро затмевались сыплющимися, как из рога изобилия, соблазнами, развратными помыслами, надеждой на возвращение прежнего, что давала ему мать в ежедневном приношении блудных возлияний языческому богу, прикрепившемуся к ее и его душам надежно и безвозвратно.
Воистину, любая страсть или порок способны своим могуществом погубить каждое благое начало, даже тогда, когда разум прекрасно понимает гибельность этого, уступая возможности воплощения греховной жажды в ее ублажении…
Сейчас, лежа на жесткой, но почему-то удобной подстилке, глядя в небо, наполненное звездами Ангелов Света, что говорило об их бесконечном числе и непререкаемом возвышении над падшими, когда-то равными им, созданиями, он очень приблизился к совершенному отчаянию своего положения, почувствовал полную оставленность своим сюзереном, который не в состоянии, как Господь и Ангел — Хранитель всегда находиться рядом с человеком. Еще бы чуть и слезы этого не только одержимого бесом, но совершенно больного с тяжелыми патологиями, существа, полились большими не каплями, а гроздьями, но не для того демон соблазняет, не для того приучает и приручает, чтобы вот так просто вернуть Создателю, стоящие на пороге самоуничтожения, души.
Это место созданное таким образом, чтобы души, разбитые в прах, лечись, а истлевшей совести возвращалась ее красота. Но одной волей Создателя могло бы это произойти только с теми, кого Бог лишил бы собственной воли и свободы. Человек же был создан именно со свободной волей, а потому даже здесь требовалось хотя бы немного высокого порыва к покаянию.
Мой читатель может сказать, мол, да что уж, Бог то мог быть милостив до конца, сделать и эту малость для человека, чтобы спасти его. Но как можно спасти человека, не желающего этого, ведь и выбивающийся из сил, захлебывающийся утопающий при приближении спасителя, хватается за него и карабкается, хотя бы ради одного вдоха. Господь оценивает и намерения, но если и их нет, то и оценить нечего!