Демон на Явони

Глядя вверх и не в силах оторваться, человек не мог понять, то ли звезды расширялись, находясь на своих прежних орбитах, толи они увеличивались за счет приближения к Земле. Довольно быстро их пульсирующий свет, ставший лунно-белым, начал сливаться в сплошной щит, а точнее бронированную сферу, как будто находящихся в этом мире заперли от остальной Вселенной непроницаемым куполом. Голос «матери» внутри него, давно не слышимый, появившись так же неожиданно, как и вся небесная картина, призывал его к непререкаемому повиновению: «Сын мой, не главное наше с тобой возвращение к прежней нашей любви, люди всегда делают, что-либо ради более высоких целей. Сегодня у тебя нет ничего важнее того, ради чего я тебя родила. Наша любовь и ее физические перевоплощения были только подготовкой к сегодняшним дням, скоро придет жрец — ты видел его вчера, вместе вы сможете сделать невозможное для этого мира возможным. Не верь никому — в мире людей все перевернуто: добро — лишь то, что тебе приятно, что приносит наслаждение, что удовлетворяет твои желания и потребности — для этого каждый из нас и создан. Все это дает тот, кому ты должен принести жертву. Все злое — это все, что человеку трудно, не нравится, больно, приносит скорби, это то, что принес в этот мир Бог. И кто же после этого благодетель, кто любит нас больше, кто достойнее нашей жертвенности? С кем и в чем ты хочешь провести вечность? Разве может дать тебе в бесконечности наслаждение Тот, Кто при жизни попускал на тебя только скорби? Посмотри на наше прошлое, разве оно не прекрасно, разве не моя постель, разделенная с тобой, была для тебя желаннее всего остального, разве не меня ты любил больше всего мира, разве ни этого ты хочешь снова, что бы остаться подле меня навсегда?» — слова это оставались тяжелым гулом в голове, оседая плотно взамен вытесняемого ими.

Смысловскому стало жарко, он отодвинулся от пса, но продолжал гореть внутри, будто сам стал емкостью для брожения бражки. Он начал задыхаться, но увидев сгущающиеся тучи, почувствовал от них прохладный ветер, ощутил облегчение. Облака не были грозовыми, они не были похожи на обычные, видимые прежде, и они привлекали своей холодностью и тяжестью, будто должны вот-вот упасть. Затмив собой весь лунно-белый купол своей матовость, они начали рассыпаться, давя, как приближающийся, падающий с неба вулканический пепел.

Через мгновение гробовщик ощутил на своем лице мягкие холодные хлопья, то ли и снега, то ли замерзшего пепла, смешанного с раскрашенным углем. Проведя ладонью по лбу, собрав несколько, ощутил их твердость. Присмотревшись, он понял — это бриллианты. Тот же голос объяснил: «Все сокровища мира, как и эти будут твоими!». Драгоценные осадки усилились, падая уже не мягко и бесшумно, а как и положено, стукаясь о землю, друг о друга, подпрыгивая и скатываясь в его сторону. Жадность обуяла одержимого демоном человека, он вскочил, вытряхнул все съестные припасы из мешка и начал набивать его сверкающими камушками…

Олегу снился сон, хотя я бы назвал это прозорливым наставлением в виде притчи, привидевшимся в тонком сне: «Он лежал, придавленный, чем-то тяжелым, но визуально не определяемым, будто какая-то болезнь лишила его совершенно сил и подвижности, кончина вот-вот приближалась, ощущаемая им разрывами чего-то внутри. Непривычным внутренним зрением Олег видел эфемерную плоть своей души, пытающуюся оторваться от его тела. Делая усилие за усилием, оно лишь немного приподнявшись над ним, возвращалось под своей тяжестью обратно. Чувствуя, что время для полного отторжения остается мало, он понимал, что если это не получится, то произойдет нечто страшное. Послышалось, чье-то тяжелое дыхание, сопровождавшееся громкой поступью большого животного, явно спешившего в эту сторону. Человек с трудом повернул голову и увидел изо всех сил бегущего «Михея». Издали он говорил несвойственным его голосом молодого человека, нечто среднее между женским и мужским, очень мощным и без промежутков для вдохов:

— Я спешу, и ты готовься… Душа, я подниму тебя… — Сказав это, он сделал мощный рывок, закончившийся прыжком, но без приземления. Существо зависло, начав вибрируя видоизменяться. Через мгновение мощный пучок света, сквозь который просвечивались очертания подобия крыльев и лика Ангела, обнял Олега и начал тянуть вверх:

— Ты тяжел и совсем притянут землей — такое бывает у нераскаянных душ! Вспоминай свои грехи, в скорби от своих страстей, прокляни свои пороки, иначе у нас ничего не получится… — Олег понял, что нужно отбросить страх, накапливаемый происходящим, перестать думать о наступающей кончине, и обратить свои мысли к будущему, куда, не столько нужно стремиться, сколько готовиться.

— Торопись, если ты не успеешь покаяться, то уже не сможешь никогда!

— А как я пойму, что что-то получается?