Пен узнал о вчерашних событиях, какими их видел Ганс, но его лаконичное перечисление немного добавило к тому, что Пен уже представил, за исключением подспудного ощущения, что Ганс считает нечестным со стороны Пена вляпаться в такую неприятность, находясь под присмотром Ганса. Но, похоже, его новая задача не была наказанием: храмовые стражники потребовали его свидетельства в Мартинсбридже обо всём, что он видел.
— Не знаю, зачем, — проворчал он. — Кажется, писец мог бы записать это на половине листа и тем сберечь мою задницу от мозолей.
Ганс ушёл, чтобы лечь спать где-то в другом месте этого старого особняка, когда-то подаренного Ордену Матери и перестроенному для его нынешней благотворительной цели. Пен догадывался, что в отдельной комнате, в которую его поместили, когда-то жил слуга. Он занялся упаковкой седельных сумок. Похоже, в Доме Джуральдов кто-то просто собрал всю его одежду. Коричневый костюм отправился в стопку непрактичный вещей, вместе с большей частью нелюбимых им обносков. Как долго он будет отсутствовать? Где он окажется в результате? Что ему может там понадобиться?
Он задумался, были бы сборы в университет сколько-нибудь похожи на то, чем он был занят сейчас. Профессия «Волшебник» определённо не входила в бывший список его учебных амбиций. Впрочем, туда не входили также «теолог», «жрец», «врач», «учитель», «законник» или что-нибудь другое, к чему могло вести дорогостоящее обучение там — ещё одна причина сомнений Ролща. Должно быть, у Ордена Бастарда есть своего рода специальная семинария?..
Пен умылся из таза и лёг в постель, в которой долго пролежал без сна, пытаясь почувствовать чужеродный дух, живущий теперь в его теле. Проявляются ли демоны в виде боли в животе? Всё ещё продолжая размышлять об этом он, наконец, заснул.
В утренних сумерках Пенрик отнёс свои седельные сумки вниз в холл и обнаружил неожиданных провожающих: Прейту собственной персоной, во всей её прелестной округлости, сопровождаемую хмурыми братом и сестрой.
— Прейта! — он шагнул к ней, только чтоб заметить, как она отшатнулась, хотя и с робкой улыбкой.
— Привет, Пен, — они неуверенно смотрели друг на друга. — Я слышала, что ты уезжаешь.
— Всего лишь в Мартенсбридж. Не на край света. — Он сглотнул и продолжил: — Мы всё ещё обручены?
Она грустно покачала головой.
— Ты хотя бы знаешь, когда вернёшься?
— Э.. нет, — два дня назад он знал о своём будущем всё. Сегодня он не знал ничего. И не был уверен в том, что это изменение к лучшему.
— Так что ты понимаешь, как сложно это будет. Для меня.
— Да, конечно понимаю.
Она начала протягивать к нему руки, но потом отвела их и сплела на груди.
— Мне так жаль. Но ты, конечно, понимаешь, что любой девушке было бы страшно выходить за мужчину, который может поджечь её одним словом!
Он мечтал зажечь её поцелуями.
— Любой мужчина может поджечь девушку
Ответом на это было только неуверенное пожатие плеч.
— Я принесла тебе кое-что. Знаешь, на дорогу.
Она потянулась к брату, который протянул большой свёрток, который, как оказалось, содержал огромный круг сыра.
— Спасибо, — проговорил Пен. Взглянув на свои разбухшие сумки, он безжалостно обернулся к нетерпеливо ожидавшему Гансу: — Вот. Найди место и упакую это. Как-нибудь.
Ганс ответил неодобрительным взглядом, но унёс его.
Прейта коротко кивнула, но не рискнула приблизиться. Похоже, ему не достанется даже лёгкого прощального объятия.
— Удачи, Пен. Я буду молиться, чтоб всё это прошло хорошо.
— А я за тебя.
Снаружи стояли два храмовых стражника, держащих осёдланных лошадей. Пожитки покойной волшебницы были навьючены на некрупную, но крепкую лошадь, туда же Ганс погрузил и мешок с сыром. Ещё одна лошадь ожидала Пена.
Он двинулся к ней, но почти сразу остановился. Похоже, ему надо было перенести ещё одно болезненное прощание. К ним приближались его мать и Ролщ, в то время как Прейта с родственниками удалялись. Расходясь, они обменялись неловкими кивками. Его родные выглядели менее встревоженными и усталыми, чем вчера, но по-прежнему были печальны.
— Пен, — серьёзно произнёс Ролщ. — Да хранят тебя в дороге пять богов.
Он передал Пену маленький мешочек с монетами, который тот взял с удивлением.
— Носи его на шее, — с тревогой сказала мать. — Я слышала, что в городах карманники срезают кошелёк с пояса так, что хозяин ничего не чувствует.
Шнурок был удлинён специально для такого благоразумного использования. Пен повиновался, но прежде чем засунуть мягкую кожу под рубашку, заглянул в кошелёк. Больше меди, чем серебра, совсем нет золота, но он по крайней мере не будет нищим за храмовым столом.
Пен приготовился выдержать смущение от слёзных материнских объятий, но двинувшись вперёд, леди Джуральд внезапно остановилась, совсем как Прейта. Вместо объятий она подняла руку и помахала на прощание, как будто бы он уже скрывался из вида, а не стоял всего лишь в одном шаге от неё.
— Пен, будь
— Да, мама, — вздохнул Пен.