Оставив Оду, я двинулся именно туда, куда и собирался, не видя смысла донимать девочку. Будь я слишком настойчив и попытайся допытаться до каких-нибудь подробностей, она бы скорее всего заподозрила неладное и сбежала. А так, я разведаю обстановку в типографии, и, если надо, вернусь позже, чтобы поболтать ещё. Увидев меня во второй раз, она должна вести себя посмелее. И надо бы прихватить какой еды. Это точно поможет наладить взаимопонимание.
А может, я просто хочу её покормить…
Судя по тому, что я видел: дом и одежда Оды, её работа — семья Гошера мало чем отличалась от моей. Они были такими же нищими и старались выжить как могли. Дети, в доме которых был достаток, не работали, не носили обноски и не имели страха в лице.
О типографии на Прайтропи я никогда не слышал. Но мне подсказали дорогу, и часом спустя я был у внушительного вида деревянных ворот. Но они, увы, были закрыты.
Обойдя здание несколько раз, я был вынужден признать, что пробраться незамеченным внутрь будет не просто. Здание принадлежало к тем самым кирпичным промышленным новостройкам в три этажа. Стены гладкие и ровные, первый выступ находился на высоте в два человеческих роста.
Нечего было и думать, чтобы подтащить ящик и запрыгнуть. Днём меня увидит каждый ленивый пёс и, не сомневаюсь, донесёт хранителям правопорядка раньше, чем я успею подтянуть свой тощий зад наверх.
Можно было, конечно, дождаться ночи. Но что мне там делать в поздний час? Я ведь рассчитывал поболтать с кем-нибудь. Найти служивших с Гошером, если таковые были, и выяснить подробности его жизни, а может, и смерти.
На мой громкий стук вышел охранник.
— Чего тебе? — грубо спросил мужик, обнаружив меня с обратной стороны.
— Добрый день, господин, — как можно вежливее отозвался я. — Я хотел бы поинтересоваться, не требуется ли типографии пара надёжных рук.
— Нет, — рявкнул он, но без былого запала, успев оглядеть мой приличный костюм, а может быть, смягчившись учтивому обращению, которое ему не полагалось.
— Новости появляются каждый день, господин. Нельзя ли узнать у кого, может, не все вышли на работу или кто захворал. Я мог бы спросить сам, если бы вы показали куда идти.
Сторож — высокий пузатый мужик с кудрявой рыжей бородкой — скорчил недовольную гримасу, понимая, что в моих словах есть резон. Редко хозяева думали о рабочих, пренебрегавших своим долгом даже по уважительной причине, и когда незадачливый работяга возвращался после болезни, а может быть, хорошей пьянки, оказывалось, что его место давно занято.
— Заходи, — буркнул он, ещё немного приоткрыв дверь и позволяя мне проскользнуть. — Садись вот на этот ящик и жди. Ровно в полдень на обед выйдет господин Эшенгтон. Он управляющий производства и раздачи. Разрешаю задать ему один вопрос. Но учти, начнёшь выпрашивать и рыдать, выброшу, да ещё пинка поддам. Понял?
— Конечно, добрый господин. Спасибо огромное, — я поклонился в пояс и тут же сел на указанное место, показывая, что я покладистый и не создам проблем.
Сторож косился на меня с полминуты, затем зашёл в сколоченную будку и сел на стул, развернув свежую газету. Типографская краска неприятно уколола обоняние, и я чихнул.
Двор типографии был не слишком просторный. Если не считать проезда, проходившего прямиком от внешних ворот к низким арочным створкам здания, здесь могло бы встать ещё две двуколки или карета, запряжённая четвёркой.
Помимо ворот, я видел ещё три двери. Напротив них, у стены, стояла стайка металлических столов, сложенных друг на друга вверх ногами, и один чугунный пресс. Должно быть, сломанный или пришедший в негодность. Ящики для газеты, на одном из которых примостился я сам, громоздились вдоль забора, между зданием и сторожевой будкой.
— И много у вас газет печатают? — спросил я со своего места будто из любопытства.
— Две.
— Немного, значит, работы.
— Хэ, — крякнул тот и уставился на меня с презрением. — Ещё как много. Тиражи у «Купца» и «Полей» знаешь какие?
Я покачал головой.
— То-то же. Так что не мели абы что.
— И какие же тиражи?
— Тысячу нумеров каждой газеты! — с гордостью заявил сторож, воздев указательный палец вверх, отчего его форма — добротный синий камзол — натянулась на животе так, что не дала поднять руку выше стола.
— Ого! Это значит аж две тысячи газет каждый день! — восхитился я.
— И это не считая листовок, плакатов, сертификатов и патентных бумаг. Да, наверное, ещё много всего печатают.
— Здорово! Вот бы и мне место получить. Тут как, хорошо работается?
— Жалоб нет, да и желающие уйти нечасто появляются.
— Значит, хорошо, — покивал я. — Мне так и сказали, но мало ли что люди брешут. Девочка у вас тут работает. Одой зовут, может знаете?
— Как не знать-то. Я всех здесь знаю. Тихая такая, светленькая.
— Ага-ага, точно, — я покинул свой насест и подошёл чуть ближе к сторожке. — Она и сказала. Она вместо брата своего работает, тот помер год назад. Гошером звали. Другом был мне. Слышал, — шепнул я, нахмурившись, — убили его.