— Чушь, — сама того не подозревая, госпожа Стилсдон согласилась с типографским сторожем. — У Гошера не было денег. Я точно знаю. Он платил за школу, а остальное относил в семью. И иногда дарил мне цветы. На себя у него не оставалось ни гроша.
— Что же тогда случилось? — раздумывал я вслух, пока девушка силилась взять себя в руки.
— Понятия не имею, но уверена, это была какая-то нелепая случайность. Гошер был хорошим человеком! Честным парнем! У него не было врагов. Да и когда бы он их заводил? Он же работал с утра до вечера, еле в школу успевал. Я никак не могла понять, когда он находит время для занятий, — продолжала девушка, погружаясь в воспоминания. — Думала, ночью в типографии корпит над домашним заданием. Так оно отчасти и было, пока я не узнала его поближе и не поняла, какой он умный.
— Да, Гошер был сообразительный, — я подал девушке свой платок, поняв, наконец, зачем тот может мне понадобиться.
— Сообразительный — не вполне верное слово. Он запоминал всё, что слышал и видел. Знал все учебники и книги, которые я ему приносила, наизусть.
— Надо же. Я не знал.
— Да-да, он был удивительный. В детстве, раздавая газеты, сам выучился читать. И читал с тех пор каждый выпуск. Читал всё, что печатала типография, и вообще всё, что оказывалось в его руках.
— Удивительно, — поддакнул я, вспоминая бестелесное воплощение за ужином.
— Благодаря своим газетам, Гошер не только мог читать, но и стал разбираться в торговле и коммерции. Говорил, что однажды непременно заработает денег на собственную лавку. Арифметика ему давалась ещё легче, ни бумаги, ни счёты ему не требовались. Он мог в уме подсчитать невероятно большие цифры.
Госпожа Стилсдон снова заплакала.
— Простите, вам лучше отправиться на следующее занятие. Я что-то совсем расклеилась, а вы не обязаны меня утешать. Если господин Каунти станет возмущаться, скажите что это я вас задержала.
Оставив классную комнату письма, я перешёл в последнюю, не подумав, что по сути узнал достаточно, и необходимость посещать занятие арифметики отпала сама собой. Но я оказался на уроке и решил досидеть до конца.
Погрузившись в собственные мысли, я обдумывал то, что мне удалось узнать о Гошере.
Он жил в большой семье и был так же беден, как и я сам. Работал с ранних лет от зари до зари. Сначала разносил газеты, затем устроился в той же типографии на вторую работу. Вечером тёр туфли в театре. Был умён. Сам научился читать и хорошо считал в уме. Имел претензии на эту жизнь, раз решил пойти учиться, относя в школу последние деньги. Хотел жениться на учительнице, но только после того, как смог бы её обеспечить. Порядочным, значит, был не только на словах. Хотел открыть лавку. Уверен, он уже заранее знал, чем именно хотел заниматься и как вести дела, раз уж госпожа Стилсдон утверждает, что в торговле он разбирался.
Трудолюбивый, умный, ответственный и порядочный… госпожа Стилсдон сказала, что врагов у него не было. Как, впрочем, и денег, за которые его можно было бы убить. Однако же он мёртв.
«Задачка», — подумал я, покинув урок арифметики, который прошёл для меня даром.
Я так глубоко задумался о жизни Гошера, что не смог ответить ни на один вопрос учителя, оставив его должно быть в уверенности, что я полный идиот.
В общем, так я себя и чувствовал. В этом странном убийстве и ограблении, когда грабить было нечего, что-то явно было не так. Но что именно? Мне хотелось больше узнать о том дне, когда Гошер нашёл новую работу. Ведь убили его уже на следующее утро.
Спрашивать об этом, скорее всего, следовало его семью. Они-то уж должны были знать. Или, может, знали в типографии, но говорить следовало не со сторожем, тот бы сам упомянул такую важную деталь, ведь он сам гордился работой на типографии и не представлял, что кто-то может отказаться от такого замечательного места. Он должен был быть возмущён решением Гошера. Но ничего подобного он не сказал, видимо, не зная подробностей. Тот господин, Эшенгтон, вряд ли станет со мной разговаривать. Да и знал ли он больше невесты Гошера?
Если семья не поможет, придётся искать тех, с кем он работал или дружил в типографии. Госпожа Стилсдон вряд ли сможет рассказать нечто новое о свалившейся на Гошера удаче за день до смерти.
Однако, до того, как я снова собирался навестить его семью, я хотел попасть ещё в одно место. Последнее место работы Гошера.
Ода сказала, что брат натирал туфли в театре на Блинквис. О театре я слышал, но делать мне там было совершенно нечего и потому я ни разу там не околачивался.
Время ужина давно минуло, во рту моём не было ни крошки со вчерашнего дня, так что я подумал, что зайду в театр на следующий день. Но, направляясь к Эйригу, решил пройтись мимо, чтобы посмотреть на место и прицениться, какую историю мне следовало сочинить для успешного исхода предприятия.
Театр оказался роскошным, в огнях и позолоте. Пусть это была только краска, но выглядело впечатляюще. Изнутри доносилась музыка. Я остановился у афиши, притворяясь, что разглядываю список представлений, дававшихся в этом сезоне, а сам покосился на дверь.