Демон (СИ)

Вадим не произносит "мама", но слова видны на губах, видны во взгляде и том, как насторожено, смущенно выглядывает он из дверного проема. Марго не была в доме матери многие годы, но помнит отходящие обои в углу, потертый, старательно вычищенный линолеум и коврик в прихожей. Лишь пара мелочей изменилась с её детства.

Вадим теперь знает каждую из них.

- Пойдем, - коротко бросает мама, и ведет за собой на кухню.

Она видит взгляд Марго, но не считает нужным щадить её чувства. Вадим скрывается за дверью второй комнаты, и мама не зовет его с ними - словно Марго не имеет отношения к ребенку.

Она имеет на это право.

Возможно, Марго и правда не самая лучшая мать.

- Садись, - командует мама, и Марго садится.

На столе новая скатерть и те же позолоченные кружки с птицами. Мама разрешала брать их только по самым особым дням. Рисунок на чашках потерся, но Марго помнит каждую из птиц; как внимательно рассматривала их в детстве, дожидаясь праздников, как двигались их крылья, и как однажды она разбила одну, пробравшись к верхним полкам витрин.

Мать кричала тогда и не кричит больше.

- Пей, - она говорит.

Чай горячий, крепкий и терпкий, с ярким привкусом трав.

Мать пускает её без слов, не спрашивая и не требуя причины - не тактом, его отсутствием, уже заранее зная ответы. Тело Марго двигается, как всегда быстро заживляя его следы, но в этот раз даже его скорости недостаточно. Чудо, что она может ходить. Ей пришлось зашивать живот, чтобы доехать, не растеряв внутренности, а пальцы на руке кажутся приклеенными чьей-то неуклюжей, беспечной рукой. Мама смотрит на её пальцы, ничего не говорит, но морщинки в уголках её губ становятся глубже, и Марго смущенно прячет в рукав ладонь.

Она чувствует себя големом; тысячной попыткой безглазого бездарного мастера.

Он звал её красивой.

Чашка в её руке трясется, проливая кипяток на пальцы, но Марго не чувствует жара.

Мать без слов забирает чай из её рук, достает из шкафа коньяк и наливает полную стопку. Он ненавидит запах алкоголя, его вкус на её губах, и Марго не должна, не будет никогда больше, но - залпом опрокидывает в себя стопку, и мать наливает еще.

- Как он? Вадим? - спрашивает Марго, с трудом не путая дни и годы. - Он должен был пойти в школу в этом году, верно?

Кажется, она уже спрашивала, но мама не злится, нет - в её глазах появляется горькое, далекое чувство, похожее на вой. Раньше она очень не любила одни и те же вопросы.

- Пошел, - без удивления отзывается мать.

Сын Марго без неё пошел в школу. Осознание этого горькое, тоскливое и легкое; мелкой неудачей в одном из самых важных из дел. Она выпивает еще несколько глотков коньяка, и он теплом разливается в животе, тревожа раны. Марго просто нужно передохнуть.

Школа не самое главное, и она непременно будет на выпуском. Они будут, все вместе.

Втроем.

Еще много, много счастливых дней.

Вадим снова выглядывает из-за двери - ребенок, не способный справиться с любопытством, и вопросительно смотрит на маму - не на неё. Признаться честно, Марго с трудом могла бы вспомнить черты его лица, и она смотрит, запоминая - каждую подвижную морщинку, ресничку и неровность кожи, чтобы восстановить в памяти - то, что может забыть снова.

Его пугает её взгляд.

Задумав что-то, Вадим исчезает в другой комнате и возвращается с шахматной доской.

- Хочешь поиграть? - он спрашивает, подходя к Марго.

Мать напрягается, ожидая её ответа.

Марго знает, о чем она думает.

Она думает, Марго не имеет права с ним быть.

Ответ дается ей нелегко - подбором слов, сочетанием звуков, тревожащих разорванное горло, спазмом в груди - подскочившего сердца, всем сразу, всем тем, что, она думала, станет счастливейшим днем в её жизни. Вместо того, чтобы забрать сына, Марго не может даже заговорить с ним, чувствуя радость. Их время еще не пришло.

- Я поиграю с тобой потом, - Марго обещает. - Я вернусь, и ты научишь меня играть.

Она хотела бы.

Она действительно верит, что хотела.

Вадим пожимает плечами, убирая шахматную доску, и всего на миг в его взгляде проскакивает разочарование. Нет, Марго представляла его иначе - не чужим, посторонним существом, представителем другого вида - того, кого когда-то исторгла из собственной плоти, кого брала на руки, прижимала к груди, кого носила под сердцем. Обрезанной пуповиной - он оторван от неё больше, чем в день рождения, выходя на свет; может, он тоже её бы не вспомнил.

Её тело умеет приживлять оторванные куски.

Марго смотрит на сына тоскливо, пусто и голодно - как мог бы умирающий от жажды следить за синхронным плаваньем; ловкими движениями тел в емкости, до краев полной воды. Даже всей этой воды не будет достаточно, и Марго не пытается пить. Вадим быстро утрачивает к ней интерес, исчезая в гостиной, и до них долетают звуки включенного телевизора.

Облегчение матери - робкое, недоверчивое - повисает на кухне укором.

- Останешься? - мама спрашивает.

Сухо, коротко, вновь давя давно задавленную надежду.

Так уж это работает; в итоге она не может перестать спрашивать, даже зная ответ.

Марго закрывает глаза и глубоко вдыхает, впитывая запахи знакомого дома.

Она хочет остаться.