Недоуменно оглядываясь и пытаясь сориентироваться, еще пару минут я потопталась на месте, а после осторожно выглянула за угол. И увидела узкий извилистый переулок, усеянный рекордным количеством сигаретных бычков. Стало очевидно, что именно здесь коротают свое время артисты и сотрудники цирка — в перерыве между представлениями, с сигареткой и под стаканчик отвратного растворимого кофе. О последнем факте свидетельствовала горка картонных стаканчиков, валяющаяся в грязном углу под стенкой с облупившейся побелкой.
И тут сзади грохнула дверь. Я опрометью обернулась и уже приготовилась к самому плохому, как увидела знакомое лицо.
— Ты? — воскликнула я, спугнув стайку голубей с наддверного козырька. — Как ты здесь оказался?
Седой сунул руки в карманы своих брюк, таких белоснежных, что аж резало глаза, как при взгляде на снег в солнечный морозный полдень, а после окинул меня высокомерным взором с непререкаемо начальственным видом. Когда только успел отработать этот навык, вроде в руководителях не так давно, а уже научился смотреть на окружающих как на насекомых, от которых толку никакого, а раздражают знатно.
— Хотя, — не дала я ему и рот раскрыть, — погоди. Кажется, я догадалась.
Вытащила из кармана телефон Крота и помахала им в воздухе.
— Не только прослушка, но и маячок? — я не стала скрывать разочарования.
Сашка вздернул бровь и сообщил:
— В телефоне ничего нет.
Я недоверчиво усмехнулась.
— Как хорошо ты дружишь с современными технологиями? — качнувшись с носка на пятку полюбопытствовал друг.
— Я с ними на «вы», — честно призналась я. — Ты же знаешь, у меня даже телефона нет.
— Потому что тебе просто некому звонить. И тебе никто не звонит, — равнодушно бросил Седой и это еще было бережным отношением по сравнению с его обычной манерой говорить гадости — прямо в лицо, не стесняясь и не страдая мучениями совести.
— Зришь в корень, — мой смех получился почти натуральным. Почти, потому что обманывать Сашку у меня всегда получалось плохо. — Впрочем, как и всегда.
— Специально для такого мамонта как ты, который по уровню развития застрял где-то между 20-ми и 30-ми годами прошлого столетия, сообщаю, — приблизился ко мне Сашка все с тем же небрежно-безразличным видом. — В городе на каждом столбе висит по камере.
Сложив руки на груди, я закатила глаза.
— И что?
— А то, что эти камеры объединены в единую сеть, которая не только транслирует круглосуточно транслирует картинку в потоковом режиме, но еще и записывает видеофайлы, сохраняя на специальных серверах.
Я покивала с крайне заинтересованным видом, а потом нежным голосом заявила:
— Если ты хотел меня впечатлить, то тебе это удалось, — Сашка криво усмехнулся. — Ага, я впечатлена. Твоим занудством.
— Дура, — вздохнул мой друг и покачал головой так, словно перед ним стоял нерадивый отпрыск, которого он пытался уму разуму научить. Дитё упорно сопротивлялось и впитывать родительскую мудрость не желало. — Камеры с функцией распознавания лиц. И твоё лицо сегодня весь день по городу мелькало.
Это не стало для меня новостью.
— Я хоть и не Крот, но об элементарных вещах имею некоторое понятие.
— Знаю я твои понятия, — разозлился Сашка и резко шагнул вперед. — С тех пор, как Безликий погиб, так ты глаз от рюмки не поднимаешь. Ты хоть понимаешь, что за время своей алкогольной карьеры деградировала настолько, что уже нет сил смотреть!?
— Намекаешь, что я стала хуже соображать? — прищурилась я, тоже шагнув ему навстречу. Теперь мы с Сашкой стояли впритык друг к другу, злобно сверкая глазами и пыхтя как две больные астмой панды.
— Намекаю, — прошипел Седой, склонившись к моему лицу, — что ты в два раза снизила свой потенциал. Ты, видимо, не осознаешь всю опасность ситуации — еще пару лет такой жизни, и ты вообще не сможешь управлять собой.
— Кстати об этом, — зашипела я в ответ. — Как там поживает твой младший братец?
— А как поживает Алтай? — Сашка растянул губы в хищной улыбке. — Поразительно, как это вы так столкнулись?
— Совершенно случайно! — заявила я, а после не выдержала, сделала шаг назад и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Под требовательным взглядом бывшего напарника сделать это было крайне сложно, а потому:
— Мне надо идти. У меня дела.
— Какие у тебя могут быть дела? В кабак опаздываешь? Где-то бесплатно наливают? — он глянул на часы. — Ну да, уже четыре часа дня, а ты все еще трезвая.
— Да пошел ты, — я развернулась и зашагала по переулку, громко топая и со злостью пиная камушки, попадающиеся на дороге.
— Стой, — Сашка догнал меня в мгновение ока, и, схватив за руку, дернул на себя.
— Отпусти, — потребовала я, но вырываться не пыталась. По опыту знала, что процедура освобождения из его стальной хватки болезненная и бесполезная. Сам отпустит, когда держать надоест. А надоедает ему обычно быстро. Об этом красноречиво свидетельствует череда Сашкиных любовниц, настолько длинная, что если начать составлять список, то на третий день устанешь и плюнешь на это зряшное дело.
— Куда ты собралась? — он отпустил мою руку и достал ключи. — Я подвезу.