Демонология Сангомара. Часть их боли

– Да вы сами увидите, госпожа… – тихо закончил он. – Вы нужны здесь, как никогда! Всегда были нужны, но сейчас без вас будет сложно! И Брогмота надо поумерить… его пыл поумерить. Он совсем совесть потерял. Обнаглел, вьется вокруг господина лозой, чувствуя, что тот растерял живость, подлизывается!

– О чем ты? Что стало с отцом?

Базил совсем растерялся. Он пошел рядом с медленно едущей повозкой, рассеянно разглядывая ребенка на руках Йевы, и они уже приблизились к железной решетке, которую сопровождение требовало поднять. Между тем, из верхних окон глядела почти вся прислуга, гадая, что же за гости явились. Поэтому Базил и потерял желание говорить – потому что все глядели и на него. А дела темные сейчас происходили в замке… Никогда не знаешь, не лучше ли промолчать и сделать вид, что тебя все это не касается?

Йева поняла, что управитель чем-то смущен. Тогда она подозвала к себе гвардейца и приказала поторопиться. Ее предчувствие радости от возвращения в отчий дом сменилось тревогой. Что происходит?

Отряд въехал под высокие ворота каменной крепости, которую никто и никогда не брал осадой. Хотя, надо сказать, никто и не пытался, ибо слава Брасо-Дэнто и его хозяина всегда отваживала врагов от этой затеи. Йеву встретили вышколенные слуги. Все здесь было чисто, светло, просторно, не в пример офуртскому двору, отчего ей даже стало стыдно. Ройс тут же, как только представилась возможность, соскочил с колен матери и, прихрамывая, заковылял по двору, удивленно разглядывая огромных вороных коней подле конюшен, такие же огромные стены, и отчего-то весело хохотал, пыхтел и сам с собой говорил – перед ним распахнулся огромный мир. От этого зрелища Йева невольно улыбнулась, приказала кормилице последить за ребенком, чтобы он не угодил под копыта или колеса, а сама поспешно ступила внутрь замка.

Все внутри было, как в ее детстве. Все те же скамьи, а может и не те, да сделанные по тем же чертежам, чтобы ублажить взор хозяина. Все те же серые стены, украшенные гобеленами с распахнувшим крылья вороном. Тревога ненадолго отступила. И Йева, пока управитель остался во дворе раздавать распоряжения касаемо прибытия гостей, стала медленно подниматься по лестничным ступеням.

Сейчас стоял ранний вечер, было еще светло. Значит, думала Йева, отец уже должен закончить с аудиенциями и приступить к корреспонденциям и отчетам. Все было ей так привычно, так близко душе, что она даже ускорила шаг с чинного, присущего графине, на девичий быстрый, будто этим шагом возвращая себя в те времена, когда был еще жив ее родной брат. Ах, Леонард… Она прошла по ковровой дорожке к кабинету, прильнула к двери из дуба, как ей показалось, даже теплой, и распахнула ее. Но внутри было темным-темно. Гардины задвинуты. Письма лежали высокими стопками на столе, необработанные. А за рабочим столом никто не сидел, и тихий мрак окутывал его со всех сторон. Разве не любил ее отец по вечерам заниматься спокойной работой?

Что-то в душе у Йевы всколыхнулось: темное и знакомое. Выйдя из кабинета, она прикрыла дверь, чтобы тут же столкнуться с казначеем Брогмотом. Тот сильно постарел. Ноги его, и так скрюченные колесом, скрючились еще больше и будто изломались в нескольких местах – до того жутко они выглядели в чулках. Сам Брогмот стал ниже, даже ниже Йевы, осев из-за преклоного возраста. Теперь его куцая бородка неопрятно торчала до середины груди, а нос силился дотянуться до бороды, обогнав ее, но ему пока это не удавалось.

– Ох, радость какая, госпожа! – угодливо прощебетал Брогмот. – Как же мы вас ждали! Не поверите!

– Где отец? – Йева нахмурила брови, не ответив на улыбки казначея.

– Наш милостивый господин, любимый хозяин… Он отдыхает в своих покоях, – казначей подергал бороду.

– Отец никогда не отдыхает в такое время!

– Ну… Привычки вашего отца поменялись. Он не терпит, когда его беспокоят по пустякам – и теперь мы с Базилом стали его глазами, ушами и руками в управлении. Вы же ненадолго, как я понимаю?

Брогмот вновь расплылся в неприятной услужливой улыбке. Йева ничего не ответила. Чувствуя, как сгущаются над головой тучи, она вернулась к лестнице и стала подниматься на самый последний этаж. Казначей попытался ее догнать и обошел справа.

– Я должен оповестить его сиятельство о вашем приходе. Обождите… да обождите же…

– Я – его дочь!

– Нисколько не умаляю этого, помню, как сумму казны! Но таковы нынешние правила!

Но Йева уже поднималась по винтовой лестнице. Что-то нехорошее происходило среди родных стен. Нечто похожее, как ей казалось, некогда витало и в офуртском замке, отчего она от тоски тогда растеряла всякое желание даже шевелиться. Хотя в последние два года, как появился Ройс, эта тоска и улетучилась, но графиня чувствовала, что она улетучилась сюда – в эти комнаты. Однако ей не верилось. Ее отец никогда не поддавался унынию. Всегда его поступками верховодила деятельность, выверенность, и Йева восхищалась этими качествами, осознавая неспособность делать также. Граф был неподвластен той слабости, которой предавалась она сама, за что себя и винила. Но что происходит сейчас?