Демонология Сангомара. Наследие вампиров

Невольно послушавшись, Уильям поднял взор. На позорном столбе, подле которого он стоял, было подвешено тело. Подвесили его на самый верх, дабы сильно не смрадило гнилью. И в этом сморщенном, страшном лице с выклеванными глазами он узнал травницу Удду. Земля ушла у него из-под ног, и от падения его удержали только воины, схватив под локти. Бартлет рассмеялся и довольно потер ладони: нравилось ему видеть горе на этом чистом лице, нравилось топтать чужие жизни, и тем сильнее топтать, чем благодетельнее были несчастные. Поэтому он подошел почти вплотную и заглянул в эти синие глаза, полные ужаса, отчаяния, желая все это впитать в себя.

— Ну как? Как тебе? Нравится? Твоя заслуга!

Заплаканный Уильям продолжал дрожать, но глаза его вдруг остановились на коннетабле и вспыхнули несдерживаемой яростью.

— Убью! — то ли зарычал, то ли застонал он.

И размахнулся, резко ударив своим лбом в лицо Бартлета. Тот отлетел на пару васо. Оскалившись, Уильям вырвался из рук стражников, раскидал их и в два прыжка настиг Бартлета, запутавшегося в своем алом плаще. Он попытался добраться пальцами до его горла, но уткнулся в горжет с кольчугой и тогда схватил его за редкие волосы. Чувствуя клокочущую злость, он принялся с силой бить коннетабля головой о землю, насколько позволяли ему кандалы. Он бил и бил, уже вцепившись в саму голову, вдавливая в нее ногти. Вокруг закричали воины. Сначала впятером, потом уже гурьбой они пытались оттащить пленника, но тот словно не чувствовал их. В помутненном сознании, несчастный, ибо несчастье рождает злобу, он превращал лицо Бартлета в кровавое месиво. На всю площадь слышался хруст крошащихся зубов и челюсти — и жители притихли, с перепуганными лицами наблюдая за избиением.

Все увидели полные злого безумия глаза этого некогда миролюбивого рыбака. Увидели, как от его истощенного тяготами тела изливалась яростная сила, как его пальцы с обломанными грязными ногтями будто бы удлинились, увидели острые зубы. То был не человек. То был зверь. И последние сомнения в том, что рыбак из Вардцев обратился в демона, теперь исчезли.

Стражникам наконец удалось остановить Уильяма. Его потянули за длинные грязные волосы, руки и подмышки, кто-то поднял ноги в воздух, отчего Уилл потерял опору и завалился назад. Рыдающего, извивающегося, как змея, его с трудом подтащили к позорному столбу и закрепили кандалами вокруг, протянув цепь.

Поначалу Уильям пытался вырваться, но понял, что не сможет, и потому обмяк. Лишь тяжело задышал. То, что он сделал, забрало у него последние силы.

На площади стояла мертвая тишина.

Перепуганные воины ощупывали лежащего в луже крови коннетабля, и, к их счастью, оказалось, что он жив. Издавая булькающие звуки, он приподнялся на четвереньки, шатаясь и ничего не понимая. Одни помощники схватили его под руки и потащили в палатку, пока другие принялись собирать остатки зубов.

Наблюдая, как коннетабля занесли в шатер, Уилл закашлялся. Выплюнув сгусток крови, он зло обратился к жителям Вардов:

— За всю свою жизнь я не украл ни одного дарена! Ни одного! Старался жить по чести и совести! И вы мне заявляете, что я жру ваших детей? Трусы! Бабушка Удда не сделала вам ничего плохого, когда помогла мне! Я бы ушел, и вы забыли обо мне навсегда… Зачем вы с ней так поступили? Зачем? Откуда в вас это?!

И он обратил к ним свой взор, полный слез. Но все они как один только отворачивались, странно притихшие. А потом он увидел в толпе того, кого искал, — матушку. Нанетта глядела на него больным взглядом, пока вдруг не опустила укрытую чепцом голову и не исчезла в толпе. Неужели и она отвернулась от него? Неужели он недостоин ее доверия и любви? Он разглядывал всех их… И увидел заплаканное личико своей милой — ее крепко держал под локоть Генри.

Ему все стало понятно. Уронив голову на грудь, Уильям потерял ко всему интерес. Он устал от всего: этой бессмысленной жестокости, толпы вокруг. Одного только он желал — покоя. Увидев, что пленник отрешен и намертво привязан к столбу, воины не стали его трогать — только выставили вокруг охрану. Но и на охрану Уилл больше не смотрел — взгляд его стал туп и пуст…

* * *

Следующее утро началось с криков. Писарь вместе с советником лорда Офурта, уважаемым господином Тиддосом, пытались успокоить очнувшегося Бартлета, который рвался к позорному столбу. Лицо его было в наскоро наложенных повязках, а сам он что-то истерично шепелявил практически беззубым ртом.

— Бартлет, прошу тебя, успокойся. Ты же убьешь его! Он нужен лорду живым! — вопил в страхе советник.

— Я его не убью! Я прошто шпущу ш него шкуру… Ему шкура не нужна! Ражойдитешь, шобаки, а то и вам доштанется!

Но писарь с советником не сдавались, желая сохранить прежде всего свою шкуру.

— Остановите, остановите этого безумца! Иначе лорд Хейм Вайр нас всех покарает!