Демонтаж

Теперь, оставшись дома один и допивая кофе, он не хотел думать о вчерашнем разговоре. Мысли о сестре лишали его покоя, нужного для плодотворной работы. Обычно его бодрость зависела от Седы. Ее хорошее настроение передавалось ему. Сколько он помнил, они никогда не были счастливее, чем в последние пару месяцев по возвращении из Москвы. И сам он никогда не чувствовал себя увереннее, чем в эти дни. Он понимал, что семейное счастье хрупко, как и настроение Седы: малейшая неурядица могла сдуть ее веселость. Но также он понимал, что есть кое-что, что противостоит любой печали, – преданность своему призванию. Он чуствовал себя лучше, когда занимался любимым делом. Здесь все зависело исключительно от него. Здесь и сейчас только он и лист бумаги. Сако по-новому размышлял о природе искусства. Теперь он дивился мощи искусства, тому, как оно вело его за руку сквозь все преграды: нищету, сомнения, потери. Он все реже думал о свободе или несвободе и все чаще о том, что искусство было его единственным убежищем от хаоса действительности. Искусство было его домом – вот что он знал и чему верил. Еще он понимал, что сегодня – судьбоносный день. Либо он заявит о себе и приобретет имя, либо хаос поглотит все. Сако сел за стол и придвинул к себе фотографию Петро, взял карандаш и разложил исчерченные листы с окончательным планом жилого комплекса в Ванадзоре. Сегодня он закончит проект. Пора в последний бой. Прямо сейчас. Не отвлекаться и не бояться.

Спустя четыре часа звон будильника напомнил ему, что пора в офис. Сако поднял взгляд от чертежей. «Это можно показывать», – с удовлетворением подумал он.

На улице было солнечно и людно. На рынке толпились продавцы, торговали свежими фруктами, сезон был в самом разгаре. Сако решил, что по пути домой купит связку спелого инжира, который именно теперь, к концу сентября, приобретал тот пленительный вкус из детства. Вспоминая, как вкусен был в детстве инжир, с тубусом под мышкой он шел в офис Камо. На два часа была назначена встреча с инвесторами. Сегодня они дадут одобрение, и можно будет приступить к строительству. Вместе с Рубо они поедут на стройплощадку в Ванадзор: обозначить территорию, поставить охранников и рабочих. Сако готовил себя к возможным спорам с инвесторами по поводу проекта, настраивался в случае чего отстоять свое ви́дение жилого комплекса, показать им, людям без образования, не знающим законов архитектуры, что он, архитектор, не пойдет на компромиссы в творческих вопросах. «Гений не идет на уступки, – повторял он себе, – призвание не терпит сомнений». Воображение рисовало ему, как в Ванадзоре, уже по ходу стройки, у него возникнут проблемы с местной администрацией, известной своей коррумпированностью, – но и там, если понадобится, он соберет волю в кулак, покажет им, что он – мужчина, что у него есть достоинство. Его увлекающаяся душа искала борьбы, мученических испытаний. Сако спустился по переулку и свернул во двор, где находился офис. И тотчас остановился, позабыв о воображаемых испытаниях. Прямо возле офиса были припаркованы машины милиции и национальной безопасности. Сако поднял взгляд – за окнами офиса сновали милиционеры в фуражках и люди в масках. Выглядело как обыск. Он поправил очки, сделал неуверенный шаг, но в ту же минуту из подъезда выволокли бухгалтера с разбитым лицом. В трех шагах от входа размахивал портфелем юрист из офиса. Он крыл отборным матом одного из милиционеров. Милиционер в ответ вяло пожимал плечами. «Ахпер[25], мы просто исполняем приказ». Следом за бухгалтером из офиса вынесли компьютеры и кассовый аппарат. Одновременно подъехала первая машина с журналистами, откуда выскочил парнишка лет двадцати и понесся к юристу и милиционеру с вопросами. Сако крепче ухватился за тубус и зашагал прочь.