Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя

Еще один повод для недовольства, связанный с характером крушения СССР, касается экономики. В советский период экономика РСФСР была тесно связана с другими республиками – а точнее, являлась частью интегрированного и централизованного целого, – поэтому борьба между ядерным регионом и Центром сопровождалась «раздергиванием по частям» общесоюзных экономических институтов еще до «роспуска» самого государства (даже независимо от зачастую не совсем успешных попыток сепаратистов в некоторых республиках «экономически отделиться» от Союза перед августовским путчем 1991 года). Разрыв этих экономических связей и нескоординированность экономических реформ из‐за самонадеянной попытки РСФСР провести их в одиночку весьма негативно отразились на экономике, во многом обусловив резкий экономический спад в начале 1990‐х. Последствия этого спада хорошо известны и широко обсуждались многими авторами, так что я не буду останавливаться на них подробно. Важно, однако, отметить, что эти проблемы позволили Путину без труда сконструировать нарратив о необходимости восстановления стабильности при создании его режима в России в нулевых. И они по сей день остаются источником поддержки Путина: 1990‐е зачастую преподносятся как негативный сценарий, по которому снова будут разворачиваться события, если избиратели отвернутся от нынешнего президента437.

2) Неоптимальные отношения с соседями

Другим следствием распада государства в результате борьбы между ядерным этническим регионом и Центром стало недоверие к России во многих бывших союзных республиках – как со стороны населения в целом, так и со стороны их руководства. В большинстве стран бывшего Союза сохраняются тесные личные связи с Россией и в целом положительное отношение к ней, но и поддержка независимости остается сильной, а опасения относительно российской гегемонии не исчезают. Можно утверждать, что именно эти опасения обусловили ограниченные результаты усилий России по реинтеграции постсоветского пространства, даже в чисто экономической сфере и даже когда она обещает соблюдать права стран бывшего СССР. Отчасти в этом проявляется общая проблема ядерного этнического региона, попросту перенесенная на уровень международной интеграции: когда один из потенциальных «партнеров» слишком велик и влиятелен, другие, даже если они относятся к нему позитивно, опасаются, что он их «поглотит».

В этой ситуации любые намеки на возможные недобрые намерения, исходящие от более крупного партнера, нередко воспринимаются более слабой стороной преувеличенно (как уже отмечалось, это проявилось еще до крушения СССР в истории с притязаниями и косвенными угрозами ельцинских союзников в адрес Украины). Корни этого также кроются в структуре СССР и модели его распада: этнофедеральное устройство с выделением одного несоразмерного субъекта-ядра, связанного с основной этнической группой, посреди других, куда меньших субъектов. Поэтому даже Казахстан и Белоруссия, давно выступающие за интеграцию на постсоветском пространстве, одновременно – везде, где только можно, – за кулисами оказывают сопротивление интеграционным проектам, способным реально подчинить их России в политическом отношении.

Пока что пик этой напряженности был связан с аннексией Крыма. Если в самой России этот шаг вызвал в основном положительный отклик, то в других постсоветских государствах – даже ее союзниках – он спровоцировал серьезные опасения, и большинство из них отказались официально его поддержать.

3) Президентализм и цикличность режима

Соперничество за власть между Горбачевым и Ельциным, глубоко укорененное, как мы уже упоминали, в институциональной структуре СССР как этнофедеративного государства с ядерным этническим регионом, также является как минимум косвенной причиной установления в России президентализма. В первой половине 1991 года Ельцин успешно добился введения института президентства в РСФСР, обосновывая это отчасти необходимостью такого поста для проведения реформ (независимо от союзного Центра), а отчасти (и это было связано с первым аргументом) – его необходимостью для переговоров и противостояния с Горбачевым, который в 1991 году стал президентом СССР. В то время феномен президентализации союзных республик был характерен не только для России: после того как Горбачев получил этот «титул» в качестве главы СССР, лидеры почти всех союзных республик добились для себя президентских постов в той или иной форме, также обосновывая свои новые должности необходимостью вести переговоры с Горбачевым и проводить реформы.