Успех многих национальных движений периода перестройки, завершившихся образованием самостоятельных международно признанных государств или не признанных, но реально существующих десятилетиями самостоятельных анклавов (Нагорно-Карабахская Республика, Приднестровская Молдавская Республика, Абхазия и Северная Осетия), казалось бы, очевиден. Однако сначала российско-грузинский конфликт 2008 года, закончившийся оккупацией территории двух грузинских «автономий» (Абхазии и Южной Осетии) и признанием со стороны РФ и некоторых ее союзников их «независимости», а затем российско-украинский конфликт 2014 года подвергли кардинальной ревизии вопрос о границах между национальными государствами на постсоветском пространстве450
. А стало быть, перестроечный и постсоветский транзит «национализмов» в национальные государства не закончен, даже если не замечать (как это делает массовая аудитория) существования непризнанных Нагорно-Карабахской Республики (НКР) и Приднестровской Молдавской Республики (ПМР), а также вооруженного конфликта между Азербайджаном и Арменией, столь остро напомнившего о себе осенью 2020 года451.Успех национального строительства (и войны, сопровождавшие часть этого процесса) оставил тему «национализма» как такового в тени. Вместе с тем возникает вопрос: почему из десятков национальных движений, вышедших на авансцену в период перестройки, только небольшая часть добилась национальной государственности (или хотя бы статуса автономии), а другим это не удалось? Почему бóльшая часть этих движений достигла весьма скромных результатов даже в обычной политической жизни, не сумев составить большинства в парламентах? Если же сдвинуть рычажок рефлексии чуть дальше, то возникает следующая группа вопросов: а почему национальное движение обязательно должно построить национальное государство или хотя бы автономию?
С одной стороны, не все националистические организации и идеологи национализма вообще считают необходимым создание собственно «национального государства» или другого вида территориального субъекта. Для многих вполне достаточным на современном этапе представляется формирование и поддержание некой национальной общности и сохранения того, что является ее символами452
, а также «соблюдение прав» этой общности и получение субсидий или компенсаций для нее (или от ее имени).Максима о «праве наций на самоопределение» противоречит практике даже тех государств, которые, казалось бы, полноценно обеспечивают права человека. Подавление действительно массового сепаратистского движения в Каталонии в 2018–2019 годах (поддержанного региональным правительством и большей частью регионального парламента) в демократической Испании весьма показательно, но не является исключительным случаем. Массовые сепаратистские движения или, во всяком случае, крупные сообщества (в том числе парламентские политические партии), готовые говорить от имени регионов и требовать не только особых прав, но и особо выделенных территориальных границ, существуют почти во всех западноевропейских странах, США, Канаде, Мексике. И хотя разрешение вопросов с этими сообществами есть часть нормальной политической практики, которая включает различные формы (удовлетворение их финансовых претензий или передача им особых прав), реальная сепарация, реальное образование своего государства фактически невозможны, даже когда желающая отделиться и остающиеся общины сопоставимы по численности населения (как, например, в Бельгии).
Поэтому задачу настоящей главы автор видит в необходимости отойти от эмоционально нагруженных дискуссий о «правах» тех или иных национальных сообществ на образование государств или их «неправоте» в отношении бывшей империи и меньшинств, к ней относящихся, и проанализировать то, чего за 30 лет добились позднесоветские национализмы и какие объективные причины помогали или препятствовали реализации замыслов политиков, с ними связанных.
Национализм воспринимается как благо или как зло в зависимости от политической позиции, культурного багажа или места жительства человека, однако, разбирая его как политическую практику, приходится признать за его выразителями наличие рациональных мотивов. Итак, каковы они были в случае СССР в последние десятилетия его существования?
Наиболее очевидной причиной была имперская политика союзного центра, практика принятия многих решений в Москве, хотя декларативно эти права предоставлялись руководству союзных и автономных республик. В свою очередь, автономные республики нередко имели серьезные претензии к руководству союзных республик. Ими руководили представители этнических меньшинств, для которых была выделена особая территория и которым формально были даны права, но они нередко должны были слушать раздражающие их и невыгодные им указания из республиканского центра. Равно как и в столицах союзных республик чиновники скептически воспринимали очередные московские указания, стараясь избежать неприятных поручений и получить выгоду от остальных.