Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя

Источник: Maddison dataset (Bolt et al. 2018).

Можно взглянуть на проблему с другой стороны: попробовать проанализировать, насколько мощный скачок роста был бы необходим, чтобы относительно быстро догнать Запад. Кое-кто мечтал сравняться с Западной Европой по уровню жизни за 10 лет. Но чтобы сравняться со среднестатистической западноевропейской страной к 1999 году, среднестатистической восточноевропейской стране понадобилось бы за 10 лет увеличить уровень доходов на 200%. Что же касается средней постсоветской страны, то ей, чтобы решить эту задачу за период с 1991 по 2001 год, необходимо было вырасти на 177%.

В мировой истории лишь немногим странам удавалось добиться столь высоких темпов роста в течение десятилетия. При этом такие страны либо восстанавливались после резкого сокращения доходов во время военных конфликтов (Австрия, Германия и Румыния после Второй мировой войны, Босния и Герцеговина после гражданской войны в Югославии в начале 1990‐х), либо обладали большими запасами углеводородов и развивали нефте- и газодобычу (Ливия, Катар, Экваториальная Гвинея, Кувейт, Азербайджан, Туркменистан), либо начинали с крайне низкого стартового уровня, менее 1200 американских долларов в пересчете на цены 2011 года (Либерия, Ботсвана и СССР после военного коммунизма). Однако в начале транзита ни одна из посткоммунистических стран не страдала от резкого снижения доходов из‐за войны, и среднедушевой доход для Восточной Европы на 1989 год составлял 12 139 долларов, а для бывшего СССР на 1991 год – 13 812 долларов. Если стартовые доходы столь высоки, увеличить их на 177% за 10 лет практически невозможно. Есть только два таких примера в базе «Мэддисона»: Гвинея в нулевых и Кувейт в 1990‐х. Причем в обоих случаях это произошло благодаря нефтяным богатствам.

В действительности, несмотря на серьезный спад 1990‐х, средние темпы роста в посткоммунистических государствах в 1990–2016 годах превышали аналогичные показатели любой другой «среднестатистической» страны. Для этих стран средний рост за указанный период составил 64%, а для прочих – 52%. При этом в некоторых посткоммунистических странах рост был гораздо более динамичным. В Польше за эти годы среднедушевой доход повысился на 150% – больше, чем в Сингапуре, Гонконге и Индонезии в тот же период. Словакия в 1990 году начинала со среднедушевого ВВП в 11 800 долларов в пересчете на цены 2011 года, т. е. примерно с уровня Мексики (11 549 долларов), Аргентины (11 300 долларов) и Турции (10 696 долларов). За следующие 26 лет экономика Словакии выросла на 114%, Аргентины и Турции – на 67%, а Мексики – на 40%.

Одним словом, притом что транзит в посткоммунистических странах оказался болезненным, к началу нулевых их макроэкономические показатели – уровень инфляции и безработицы – приблизились к общемировым. То же относится и к структуре экономики: большинство из них быстро интегрировались в торговые системы Западной Европы. Но им не удалось сравняться с Западной Европой по уровню доходов, т. е. для этого потребовался бы не просто рост, а беспрецедентный в экономической истории скачок. Почти никому из стран никогда не удается догнать лидеров. Тем не менее, несмотря на кризис девяностых, в 1990–2016 годах посткоммунистические страны в среднем росли быстрее, чем остальной мир. Увеличились и вариации в уровне доходов. В 1990 году в самой зажиточной из посткоммунистических стран он был в 4,5 раза выше, чем в самой бедной, но к 2016 году эта разница составляла 7,2 раза. Хотя этот разрыв в большей мере связан с конкурентными преимуществами, чем с той или иной стратегией реформ. Самые западные страны Восточной Европы интегрировались с немецкой промышленностью, богатые нефтью государства разрабатывали сырье. А те, кто не может похвастаться природными богатствами и к тому же находится «на отшибе» – например, Кыргызстан и Таджикистан, – переживали стагнацию.

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИЗМЕНЕНИЯ: ВЫХОД НА ТРАЕКТОРИЮ «НОРМАЛЬНОСТИ»

Хотя главные надежды жителей бывших коммунистических стран были связаны с экономическим прогрессом и ростом жизненного уровня, многие надеялись также на быстрый «прорыв» к развитой демократии по образцу западноевропейских государств вроде Великобритании, Франции и ФРГ. Была ли эта надежда оправданна и чего на деле удалось достичь?