Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя

Один из самых давних и укоренившихся постулатов политологии состоит в том, что – за некоторыми исключениями, связанными, например, с государственной собственностью на нефтяные ресурсы, – более высокий уровень национального дохода коррелирует с более демократическим государственным устройством (классическая формулировка проблемы принадлежит Сеймуру Мартину Липсету189). В полном соответствии с этим принципом Восточная Европа со времен промышленной революции отставала от Западной не только по уровню экономического развития, но и по уровню открытости и подотчетности политической системы. На графике 2 сравнивается средний уровень электоральной демократии в странах Западной Европы и в странах Восточной Европы и бывшего СССР. В Западной Европе уровень электоральной демократии в целом повышается с начала XIX столетия, с временными «паузами» из‐за двух мировых войн. На Востоке, однако, этот показатель в период с 1870 по 1989 год «застыл на месте»: временный его рост наблюдался лишь в межвоенный период.

График 2. Электоральная демократия в Западной Европе, Восточной Европе и странах бывшего СССР (по данным проекта «Многообразие демократии» – Varietes of Democracy, VDEM)

Источник: данные VDEM188. ЗЕ: Германия, Италия, Франция, Великобритания, Бельгия, Люксембург, Нидерланды, Испания, Австрия, Швейцария. ВЕ: бывшая Югославия, Румыния, Болгария, Албания, Польша, Венгрия, Чешская Республика, Словакия. На графике показаны средние величины.

График 3. Доходы и демократия в посткоммунистических странах (уровень электоральной демократии по данным VDEM)

Источник: данные VDEM190, расчеты автора. Примечание: прогноз на основе регрессии индекса электоральной демократии на данные по среднедушевому ВВП за 1985–2017 годы.

В результате с 1870‐х годов эти страны все больше отставали от Запада. К 1980‐м уровень демократии в странах советского блока был намного ниже ожидаемого, учитывая уровень доходов (см. график 3). А в начале 1990‐х они быстро приблизились к уровню электоральной демократии, прогнозируемому на основе их уровня экономического развития. Затем, после некоторой паузы, он снова резко вырос в начале нулевых, превзойдя прогнозируемый уровень, потом вернулся к нему и, наконец, вновь слегка его превысил. Если сравнить реальный уровень либеральной (а не электоральной) демократии с уровнем, прогнозируемым на основе экономического развития, результаты будут теми же, разве что реальный уровень к 2017 году падает на 0,8 пункта ниже прогнозируемого.

При этом вариативность в уровне политического развития разных стран за этот период резко увеличилась. В середине 1980‐х все страны советского блока были в высокой степени недемократическими. Теперь среди них на одном полюсе находится Туркменистан, чей рейтинг демократии примерно равен Бурунди или Сирии, а на другом – Латвия, занимающая в рейтингах такое же место, как Ирландия.

В целом можно сказать, что посткоммунистические страны достаточно быстро достигли уровня демократии, прогнозируемого исходя из уровня их экономического развития. При этом большинство из них не дотянуло до среднего показателя Западной Европы, что вполне соответствует этому уровню и масштабам их традиционного отставания от Запада не только в экономической, но и в политической сфере с начала XIX века.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Экономический транзит после крушения коммунизма, несомненно, продлился дольше и оказался болезненнее, чем ожидалось. Это обусловлено двумя основными причинами. Во-первых, люди недооценивали глубину экономического кризиса, в условиях которого начинался переходный период. Во-вторых, мало кто осознавал, насколько редко другим странам удается догнать мировых экономических лидеров.

В ходе транзита резко усилились различия между посткоммунистическими экономиками, коррелировавшие с географическими параметрами разных экономик и запасами минерального сырья, которыми они располагали. У стран, расположенных поблизости от Западной Европы, было больше возможностей для интеграции в западные хозяйственные связи и для получения через них доступа к мировым рынкам. Те, кто обладал богатыми нефтегазовыми ресурсами, извлекли выгоды из роста цен и спроса на это сырье в 1999–2008 годах. Наиболее разочаровывающие результаты были у тех стран, кто не обладал ни одним из этих преимуществ.