Демоны Дома Огня

– Крутимся мы, как ужи на сковородке, – подтвердил Симон, не прерывая нарезки и даже не глядя на свои руки. Он и во сне мог нарезать что угодно, и самым изощренным способом.

Антонио смотрел, как мелькает нож в руках Симона, и начинал осознавать всю бессмысленность своей затеи. Идея казалось гениальной, пока он бежал сюда, но, видно, подзабыл, как хорош в своем деле Симон. В Доме Гильяно все отлично управлялись с ножами, но Симон был виртуозом.

– Ян стал доном Гильяно.

Острейший нож на волос отклонился от своей обычной траектории. Никто из Гильяно не мог всерьез вообразить, что Ян Каминский когда-нибудь получит кольцо. Лучшие из Лучших – драгоценность Дома Гильяно, но они не правители Дома. Во главе Дома всегда стоит Пробужденный, он может быть Гильяно или принадлежать Дому, в любом случае это всегда существо, наделенное душой, потому что его кровь и растворенная в крови душа кормят Дом. Кровь демонов Дом не питает – она является платой за его существование. Демоны служат высшим существам – Гильяно. И это Закон.

Кровь – густая, темная – полилась на разделочную доску из-под ножа, но Симон даже не заметил пореза. Он смотрел на Антонио – и не мог поверить в его слова, но и не мог в них не верить: ведь Дом стоял на краю гибели, и спасти его могло только чудо. Но если это чудо – демон во главе Дома, не слишком ли велика цена за дальнейшую жизнь? Не лучше ли смерть, чем взрослый пробужденный демон во главе Дома?

– Симон! – Антонио выхватил у шефа из-за пояса полотенце, прижал к его руке. – Ты порезался, Симон! Ты порезался, – повторил он уже тише. – Это шутка, Симон. Это шутка.

– Уходи, – велел ему Симон. Ни тени дружелюбия не осталось на его лице. – Не смей больше являться на мою кухню. – Он протянул Антонио промокшее полотенце, кровь больше не шла, а рана чудесным образом затянулась. Способность к быстрому восстановлению тканей тоже была у Гильяно в крови. Они развили ее силой воли, тренировками и намеренными увечьями, а затем сохранили в глубинах своего существа, впечатали в родовую память, как в камень, навечно. – Этого ты добивался? Бери, оно твое. Раб всегда служит господину. Но вспомни, какому господину служишь ты, Антонио Аменти?

В спальне Тони смочил полотенце розовой водой и выжал в чашку для полоскания.

– Вот, попробуй. Если это не поможет, то я и не знаю, что еще можно сделать. Я ее разбавил немного, ничего?

Он поднес чашку к губам Яна, разжал стиснутые зубы и влил тонкой струйкой. Слабое мерцание появилось в глазах Яна, далекое, едва заметное. Тони мочил и выжимал полотенце, выжал его почти до белизны и уж точно досуха. Ян тяжело дышал, судорога отпустила его. С помощью Тони он сел, запрокинул голову на край кровати.

– Что же это с тобой? – рискнул спросить Тони, хоть и не ждал скорого ответа, слишком слаб был Ян, чтобы говорить.

– Расплата за перенесение души, – прошептал он, не открывая глаз. – А вы хотели, чтобы я добровольно пошел на это…

– Прости, прости. Я не знал, – покаянно бормотал Тони.

Ян приходил в себя. Глаза налились цветом, хоть и не столь ярким, как прежде. Стали, по сути, обычными синими глазами, хотя человеческого в нем было сейчас намного меньше, чем раньше.

* * *

Солнце застыло в небе, как и люди за столами на террасе. Нараставший ветер дергал за углы скатертей, как расшалившийся мальчишка. Никто не произносил ни звука. Все сидели очень прямо и старались не смотреть на пустой стол дона Гильяно. Их заклинания и танцы возымели силу. Сменился дон. Обновился Дом. Но никто не радовался новому дару Фортуны.

Ада так и не дождалась Яна, на террасе заняла свое место за пустым столом: ни Марка, ни Элен не было видно. Она нервно постукивала десертным ножом по краю тарелки, пока не поняла, что это – единственный звук, который раздается под притихшим небом. Она бросила нож и сцепила под столом руки.

На террасе показался Антонио, за ним, шатаясь, брел Ян. Ада привстала, окликнула его. Но Ян лишь мотнул головой в ее сторону, чуть не упав. Ада привскочила, пытаясь зацепить его за рукав, притянуть, приблизить, и вот уже пальцы, кажется, скользят по шелковистому льну костюма. Но это обман зрения, ощущений. Ян идет, качаясь, вперед. Антонио даже не оборачивается. Ада потянулась вслед за ними, шепча одними губами, чтобы не привлекать внимание: «Ян! Ян!»

Шаг за шагом, незаметно для самой себя, она оказалась возле центрального стола, здесь воздух как будто сгустился, его стало не хватать. Ада оглянулась, но путь назад терялся во внезапно соткавшемся тумане. Она видела, что вокруг за столами сидят люди, но они словно находятся за тончайшей кисейной завесой, их силуэты расплываются. От духоты закружилась голова, чтобы не упасть, Ада схватилась за спинку стула. Предметы медленно обретали очертания. И тут она решилась – отодвинула стул и села за стол рядом с Яном. Снова подул ветерок, ухо различило шелест листвы в саду и тяжелый говор волн, доносящийся с побережья.