Демоверсия

Она разделась, включила воду и легла, положив на лицо бандану, и все вокруг стало красным. Над ней был красный потолок, левая рука касалась красного кафеля, правая лежала на красном животе, из-под красного крана бежала красная вода. Аня сняла бандану, и все приобрело свои нормальные оттенки. На углу ванны стояла банка с глиняной маской для лица. Аня взяла банку и открутила крышку, а потом зачерпнула целую горсть и принялась обмазываться глиной – вязкой, черной, как сажа. И легла, погрузившись в отсутствие света и звука, полностью уйдя под воду, только чувствуя, как густеет вода.

Когда Аня увидела себя в зеркале, ей показалось нелогичным, что слезы у нее – абсолютно прозрачные. Не коричневые. Без примеси черноты. Она вытерла лицо и пошла убирать на кухне. Ей было жаль кастрюли, жаль рубашки, жаль себя, ее жгли удушающий стыд и обида. Она взяла телефон и увидела сообщение от Яна.

– Прости меня за молчание.

Он вдруг оказался рядом, Аня виновато посмотрела на него, потом опустила глаза и сказала:

– Я такое натворила…

– Что?..

Она молчала.

– Цо зробилащь?[86] Ответь!

Распахнув дверцу шкафчика под раковиной, она показала черную кастрюлю и обгоревший кусок рукава.

– Поважне?[87] – улыбнулся Ян.

– Ты не сердишься на меня?.. – удивилась Аня и шмыгнула носом.

– И всего-то? Да гори она огнем, эта рубашка!

Он рассмеялся, и Аня нервно усмехнулась.

– Прости меня, – сказал Ян. – Я уехал вчера ночевать к маме, а сегодня уроджины[88] у младшей, Агнешки.

Аня стояла, глядя на обгоревшее донышко кастрюли.

– В воскресенье начнутся съемки, я на двенадцать дней уйду в леса, подумаю… Шестеро детей – это ведь не шутки.

Ян словно причислил Аниных детей к своим, и она растерялась. Он смотрел на нее очень серьезно, и Аня, не выдержав, отвернулась к окну, – а потом, словно о чем-то вспомнив, взяла что-то с подоконника.

– Смотри, – сказала Аня и показала Яну раскрытую ладонь, на которой лежали две маленькие пуговки. – Я поняла, как все можно исправить. Думаю, что завтра я себе…

– Когда я понял, что ты надумала себе вчера, – перебил ее Ян, – это было как микросмерть.

Одна пуговка была прозрачно-зеленой, а другая желто-коричневой. Аня посмотрела Яну в глаза и ахнула: цвета пуговиц в точности повторяли цвета его глаз. Она моргнула, и он исчез. Аня обескураженно посмотрела вокруг и побрела в комнату, чтобы взять заготовки для сережек – маленькие серебряные гвоздики и две заглушки.

– 16–

Сначала их было тринадцать.

Тринадцать круглых отшлифованных стекляшек с отверстием по центру.

Одни часы были уже готовы – еще до поездки на «Ми-стерео». Теперь Аня стояла в мастерской, глядя на шкаф, к стенке которого она прислонила часовой корпус. Часы стояли под углом и мерно тикали. Аня слушала перестук внутреннего механизма, скрытого за витражом, смотрела на круглый циферблат и видела за ним живое сердце. Оно билось где-то – будто не за стеклом, а внутри, между слоями витражной пленки, или под оболочкой ленты, или еще глубже – в самом стекле. Аня перевела взгляд ниже, на стопку бесцветных заготовок. Их оставалось двенадцать.

Ровно столько же дней Ян будет на съемках. Без связи. А значит, не сможет ей написать. Хотя и сказал, что по возможности попытается.

Она открыла выдвижной ящик тумбы у рабочего стола и достала пакет с лежащими внутри черными коробочками механизмов. Взяла один из них и приложила к груди. Коробочка молчала: без батарейки она не могла работать. Аня молчала тоже. Из нее словно вынули батарейку, и что-то внутри остановилось. Но руки еще двигались по инерции, как первую секунду еще завершает начатый оборот красная секундная стрелка.

Аня взяла готовые часы и вытащила батарейку. Стрелки остановились. Она задумчиво посмотрела на них и вставила батарейку на место. Ход возобновился – но Аня понимала, что время в них было уже неточным. Время было испорчено, как забытая на столе еда. Как яблоко, поклеванное птицами и брошенное под деревом. Его можно было починить, все всегда исправить, на самом деле, можно. Но невозможно отринуть факт вмешательства в механизм, насильственного вращения стрелок, – которые шли бы сами по себе – точно и, возможно, еще очень долго… Если бы кому-то не понадобилось вытащить батарейку.

Дома у Ани уже были такие часы, только не круглые. На кухонном фасаде она сделала циферблат. Иногда батарейки садились, и их приходилось заменять. Каждый раз при этом нужно было лапать стекло руками, оставляя на поверхности отпечатки, расшатывать механизм – слегка, совсем незаметно. Совсем незаметно гнулись и расшатывались стрелки. Но это было незаметно только на первый взгляд.

Она еще раз вынула батарейку. Это действие требовало некоторого усилия, и она увидела, что маленькая металлическая скобочка, призванная удерживать батарейку на месте, еле заметно погнулась.