Демоверсия

Лиля сонно хныкала, сидя у Маши на коленях, пока Аня торопливо собиралась. Скоро придет бабушка и уложит Лилю спать. А мама с тетей Машей отправятся в бар.

– Ну-ну, такая большая девочка, а плачешь! Не реви, губы испортишь.

Лиля удивилась и замолчала.

– Я готова! О, а вот и наша бабушка.

Аня кинулась открывать дверь, поздоровалась, а потом вернулась в комнату и звонко чмокнула Лилю.

Они вышли из дома.

– Свобода! – Аня ликующе вскинула обе руки. Она посмотрела вперед и сказала:

– Хорошо дома.

Они пошли в клуб. Там было полно народу – мужики, пьющие пиво, и уже пьяные девочки, танцующие у барной стойки. Из динамиков пел Шнуров:

– Вэ-вэ-вэ Ленинград! Эс-пэ-бэ точка ру!.. Какой-такой!

Аня с Машей приткнулись у барной стойки и заказали пива. Было очень весело и тесно. Каждый посетитель курил, и в спертом воздухе висел огромный гипотетический топор.

– Вэ-вэ-вэ Ленинград!..

– Маша, – громко сказала Аня, стараясь перекричать динамики. – Влад такие штуки выкидывает! Прикинь, я его как-то попросила развесить белье. Смотрю, а он двумя пальцами Лилькины штаны берет и на веревку как попало закидывает. Я ему – че ты делаешь? А он – так они же обосраны были!

Маша рассмеялась.

– А я тут с парнем встречалась. Он вообще псих! Однажды приревновал меня к кому-то и избил беднягу. Ну, я его тогда на хер послала.

– Маша, – крикнула Аня, – а давай всех пошлем на хер!

– Эс-пэ-бэ точка ру!.. – орали динамики. – Какой-такой!

– Может, водки возьмем? – закричала ей в ухо Маша.

– Давай!

Они заказали по пятьдесят грамм. Стопки прилетели к ним, скользя по барной стойке, прямо в руки.

– На брудершафт!

Аня и Маша осушили стопки, чмокнули друг друга и расхохотались. Внезапно резко опьянев, Аня посмотрела на ряд стоящих впереди бокалов и увидела в отражении продолговатую галерею посетителей бара, среди которых выделялись две слишком живые фигуры, со слишком яркими, нагло соприкасающимися ртами. Стекло центрального бокала играло красными бликами – словно кто-то размазывал по нему помаду, как по лицу.

– Какой-такой! – орал из динамиков голос Шнурова. – Какой-такой!

Маша оперлась о стену ладонью, и ладонь медленно поползла вниз, оставляя на поверхности жирные красные разводы.

– Он вообще не дышал.

Аня беззвучно выла, согнувшись над стеклянной столешницей.

* * *

Аня достала из-под стола пятилитровую канистру технического спирта и раскрутила крышку. В нос шибанул запах, она поморщилась и на секунду представила, как берет эту канистру, подносит к лицу и пьет, захлебываясь и откашливаясь, а потом опрокидывает ее на стол и подносит зажигалку. Открыла маленький дозатор, вставила в горлышко воронку и перелила спирт. Пламя вспыхивает мгновенно и быстро перекидывается на окно. Завинтила крышку дозатора. Пленка на витражах скручивается и шипит, стекла лопаются. Завинтила крышку канистры. Окна взрываются. Убрала канистру обратно под стол. Бум!

Перед Аней лежала последняя круглая заготовка, когда пришло сообщение от Яна.

– Мы с Магом снова в дороге. Я люблю его машину. Здесь я держал тебя за руку. Дима спал на заднем сиденье – романтика!

– Здесь ты чуть не свернул себе шею. Романтика!

Аня вышла из мастерской и закурила.

Она стояла во дворе и смотрела на окна своей мастерской. На подоконниках лежали одиннадцать циферблатов – красных, зеленых, синих. С черными стрелками, серебряными стрелками. С маятниками и мелодией. Безмолвные и звонкие.

Одиннадцать.

Аня торопливо докурила и вернулась. Ей нужно было сделать последний образец – часы с морскими волнами. Руки у нее дрожали. Она понимала, что решение Яна не будет зависеть от того, успеет ли она выложить витраж. Но ей казалось, что, если она все сделает правильно, если все двенадцать работ будут красивыми и точными – солнце повернется другим боком, небо вывернется наизнанку, звезды коснутся земли, и…