Я столкнулась с Максвеллом в дверях его кабинета. Он был в лёгкой одноразовой защите, в руках держал респиратор. У него в багажнике ещё восемь таких комплектов для жены и троих дочерей — всё, для того, чтобы максимально обезопасить их. Максвелл не увидит своих минимум двое суток, его желание уехать было мне понятно.
— Я заберу детей из школы, побуду немного с семьёй, приеду к шести.
— Поручения будут?
— Да в целом… — он задумчиво почесал лоб. — Посматривай за датчиками в городе, состояние щитов мониторь. Как закончит штормить, выгоняй дезинфекторов на улицы. Вернёмся, дам тебе пару выходных.
— Выходные, хм… — скривилась я. — Похоже на дисциплинарное наказание.
— Я понял твою иронию, Белл. Но отдыхать тоже надо!
Выходными меня, скорее, можно было напугать, чем мотивировать, мне абсолютно нечего было делать дома. Максвелл, всегда хмурый и поглощенный заботами, коротко улыбнулся мне и грузно зашагал прочь по коридору. Я же, миновав «аквариум» аналитиков, двинулась в свой закуток. Заметив мельтешение длинных ног Дебби Левицки возле стола Браунинга, я почувствовала лёгкое раздражение.
Отчёт полиции об утреннем митинге докладывал о задержании пяти человек. Четверо из них были направлены в следственный изолятор ждать суда. Одного парня отпустили под залог: Эфраим Шохолл, девятнадцать лет, сирота, неоконченный химико-биологический, никогда не привлекался, минимум данных в полицейской базе. Красная дутая куртка, чёрная футболка, рассечённая бровь, смазливое лицо, взгляд мудака. Выглядит гораздо старше своих лет. Имя вносителя залога неизвестно. Я поставила закладку на досье этого парня, сняла, поставила снова. Пусть будет «на карандаше» у нас, раз уж копы его отпустили — выпускать из виду юных «борцов с системой» не стоило. Не думаю, что парня с таким взглядом, пусть и совсем молодого, можно было напугать каталажкой.
Сейчас на повестке дня был чёртов шторм. Придётся сильно напрячь Департамент полиции — необходимо усилить патрулирование улиц, чтобы самые «смелые» граждане не мешали работе дезинфекторов и не мельтешили по улицам без защиты. Таких, живущих в стадии отрицания, было очень много. Но, благодаря нашим общим стараниям, Подразделению удавалось предотвратить вспышки заражения — 2-3 единичных случая за месяц, это была почти победа. Если с обыкновенной безалаберностью можно было справиться «закручиванием гаек», то с сознательным выводом токсина с Мёртвой зоны всё было гораздо сложнее.
Выставив на коммуникаторе контрольное время связи с техниками, я спустилась на стрельбище. В спортзале Уилсон с остервенением лупил грушу. Он был зол и расстроен, я заметила, что от всех его предложений встать в спарринг, подчинённые ему бойцы отлынивали, как только могли: врали, прикидывались, улыбались и делали глупое лицо.
— Бе-е-ел! Разомнемся, а? — он издали помахал мне перчаткой.
— Мне в Зону вечером, Тед. Не хочу, чтобы ты меня покалечил, — крикнула я в ответ через весь зал. Парни заулыбались, видимо, я озвучила общую причину для отказа. Подойдя к стенду с оружием, я зацепилась взглядом за «глок», похожий на тот, что лежал у меня в бардачке, дожидаясь хозяина. Этот «глок», словно крючок, подцепил и вытащил наружу воспоминания о прогулке к «океану». Я поспешила стереть с лица глупую улыбку. Всё-таки стоит принять это — воспоминания были хорошими.
— Да ладно! С чего бы это? — Уилсон оставил грушу и пришёл ко мне на стрельбище, встал, сложив на груди руки, хмурый и растрёпанный.
— Ты злой, как черт, отвали.
— «Отвали», ага, — он обиженно фыркнул. — У вас это слово в базовую комплектацию вшито, что ли?
— У кого у «нас»?
— У девчонок.
— М-м-м... — я сделала вид, что мне интересны его познания и выводы и даже проигнорировала лёгкий сексистский выпад в сторону женского пола.
Таких сейчас большинство: борьба за права, за самоопределение, за сексуальную ориентацию, такая животрепещущая восемьдесят лет назад, потеряла свою актуальность — вперёд вышла борьба за жизнь. До Катастрофы заключались однополые браки, сейчас за это грозил реальный срок, до Катастрофы женщина могла посадить за решётку любого, кто просто хлопнет её по заднице, сейчас мы не имеем права на развод, даже если муж избивает нас. Всё это прикрывается пропагандой по возрождению населения и придавливается сверху информационным вакуумом. Мне было горько это осознавать, ведь я имела доступ почти к любому типу информации, я могла сопоставлять и анализировать чтобы однажды прийти к выводу — когда-то жить было гораздо безопаснее...
— Да я уже три месяца без нормального секса, скоро убью кого-нибудь!
Я без него два года, но не делаю из этого трагедии. И кто ещё здесь сильный пол?
— Соболезную.
— А вчера Дебби… всё было бы идеально, и Браунинг ещё так удачно отвалился по каким-то своим делам… — Да, мне, как никому, были известны его дела — два часа под окнами моего дома… — В общем, послала она меня. У нас по секрету, две чистые проститутки на весь район, там запись на месяц вперёд.