День 21. Книга вторая (СИ)

— Нет. Я просто мечтаю, — я спрятала улыбку за кружкой, с облегчением понимая, что Браунинг больше не смотрит на меня так пристально, он отвлёкся на жужжащий по столу комм. Пока он читал сообщения, я отошла к окну — на безопасное для моих шатких нервов расстояние — посмотрела на пустую улицу. Городок казался заброшенным. Он напомнил мне докатастрофный Чернобыль с одним отличием — за пустыми глазницами домов прятались живые люди. И они ждали, когда мы спасём их… Но мы порой не могли спасти даже себя.

— Они слишком долго возятся, — вдруг проговорил Дэмиан. Я обернулась. Он всё ещё изучал материалы в своём коммуникаторе, взгляд его был сосредоточенным и серьёзным, тонкая тёмная бровь была чуть приподнята, придавая лицу злое выражение.

— Что ты имеешь в виду?

— Отказ щита на сто процентов не случайность. Когда это выяснилось, меня отстранили от прямой связи с базой, — ответил Браунинг. Иен говорил об этом вскользь, но информация не была на сто процентов подтверждённой. Дэм же был уверен.

— Характер поломки такой, что просто так это не провернёшь. Смотри, — он подозвал меня к столу, взял в руки стилус, открыл на планшете простую графическую прогу, начал схематичный рисунок. — Здесь панель управления, база и элемент из кремния, очень хрупкий, разбить его несложно, сложно в этот отсек залезть. Для этого требуется допуск. И для восстановления требуется время, больше времени, чем при любой другой поломке.

Я смотрела на квадраты со стрелочками, удивительно ровные, на подписи и буквы, мелкие, но очень чёткие и напористые, на длинные пальцы, между которыми Дэмиан ловко перекидывал стилус, пока объяснял, и понимала, что залипаю, проваливаюсь, перестаю соображать. Мы провели рядом около суток — гораздо больше, чем когда-либо и с кем-либо за последние пару лет (я не считала Иена) — и только сейчас я осознала то, что чувствую, и мне стало чертовски неловко, будто кто-то может прочесть мои мысли. Дэмиан всё ещё нравился мне. С того момента, как я озвучила это на сеансе у Нэлл. Да, он нравился мне, и чем больше проходило времени с момента осознания этого, тем сильнее укреплялось во мне это чувство. И теперь пришёл мой черёд скрывать его, потому что я наделала уже слишком много глупостей, и обстановка не располагала, и наша ответственность перед населением была настолько колоссальна, что думать о себе и своих чувствах было бы преступлением…

— Допуск… Кроме майора Эшера мне никто в голову не приходит. Но на кой чёрт ему провоцировать мини-Катастрофу?

Дэмиан пожал плечами.

Я взглянула на его руки. Рукава чуть задрались, обнажая границу повреждённой химикатами кожи. На нём словно были надеты перчатки — руки до запястий были красными и наверняка чертовски болели.

— Подожди.

Я отошла к стеллажу, достала ящик с медикаментами, покопалась внутри. Крем от химических и термических ожогов оказался нераспечатанным, и я спешно свернула ему носик. Протерев руки дезинфицирующим гелем, я двинулась обратно к столу. Судя по изменившемуся выражению лица Дэмиана, выглядела я угрожающе.

— У меня зла не хватает на тебя.

Да, я всё ещё злилась на его героизм, мог бы надеть чёртову защиту хотя бы.

— Я слышал про двенадцать способов убить человека зубочисткой, но про тюбик с кремом не слышал ничего, — он пытался отшутиться, но я никак не отреагировала.

— Дай руки.

Я подошла к нему вплотную и кивнула на ладони, которые он старательно прятал от меня, смекнув, в чём дело.

— Я просто не хотел тратить время на этот дурацкий скафандр. Пара минут проволочки и меня бы сгрёб патруль, и никто не стал бы выяснять особенности моего иммунитета, — он вздохнул и опустил голову. Врал. Точнее, не договаривал. Он не сказал о том, зачем вообще выехал из дома, знатно рискуя собственной свободой и безопасностью. Я не стала снова поднимать эту тему, потому что знала, почему. И, несмотря ни на что, всё внутри меня ликовало.

— Всё рассчитал, да? Молодец, — с сарказмом хмыкнула я. — Болит?

— Уже нет.

— Давай сюда.

Дэмиан насупился и почему-то стал похож на совсем юного упрямого мальчишку, наверное, таким он и был в шестнадцать, когда сбегал после отбоя на сотовую вышку. Даже сидя на стуле он казался выше — рядом с ним я со своим ста шестьюдесятью чувствовала себя карлицей. Это было неловко и одновременно чертовски завораживающе, вот так прямо смотреть ему в глаза, не задирая головы до хруста в шее. На его острых скулах оставались красные следы раздражения, на роговице кружилась вереница лопнувших сосудов, под глазами залегли тёмные круги, на щеках и подбородке проклюнулась щетина. Его чуть вытянутое лицо казалось ещё худее, а холодный свет ламп делал его черты скульптурными, очень выразительными.