Невольно залюбовавшись, я не заметила, что встала слишком близко, непозволительно, мои ноги почти касались его коленей. Я сделала шаг назад, мыслями вернулась к тому что собиралась сделать — я развернула его ладонь тыльной стороной наверх, выдавила на кожу щедрую порцию крема. Подцепив его подушечкой пальца, я дотронулась до лица Дэмиана. Контраст — тепло его кожи и прохлада лекарственного средства. Размазываясь тонким слоем, крем нагревался, впитываясь в сухую, раздражённую кожу, исчезал, и я понимала, что просто трогаю его лицо, будто изучаю. Я снова изучала, каково это, быть с кем-то так близко физически и при этом не шарахаться в страхе, не закрываться, не сворачиваться в скорлупу, помня о собственной неполноценности. Эта близость будоражила меня: было страшно и одновременно хотелось больше. Я чуть наклонилась, подцепляя пальцами его подбородок, чуть повернула его лицо в сторону, чтобы ближе рассмотреть повреждения, заметила, как Дэм тяжело сглотнул и прикусил изнутри щёку.
— Флоренс, — он взял меня за запястье и убрал мою руку от своего лица. Ничего больше не сказав, он отвёл взгляд в сторону и весь будто бы сжался, закрылся, спрятался куда-то внутрь себя.
Я поняла, что не только изучаю свои чувства, но и играю с чужими. Играю по-крупному. Человек, которого ты хочешь, но которого нельзя… Я была для него этим человеком. Проблем с эмпатией у меня не было никогда, и я вдруг очень чётко осознала, что он испытывает.
Взвыла сирена. Я вздрогнула, сделала шаг назад. Дэмиан же, напротив, выдохнул с облегчением, сосредоточенно принявшись размазывать остатки крема по ладоням. Мне же хотелось снова заткнуть себе уши, таким пронизывающим и жестоко отрезвляющим был этот звук. Меня словно облили холодной водой и выставили на мороз, я завертелась в поисках укрытия, но не придумала ничего лучше, чем влезть едва ли не по пояс в шкаф с медикаментами, якобы чтобы разобраться там.
Когда сирена отгремела, я с трудом, но вернулась в реальность. Дэмиан справился с растерянностью лучше и быстрее, чем я. Ни следа неловкости, будто минуту назад ничего не было. Конечно же, идеальный умник, куда уж мне.
— Испугалась? — он бросил короткий насмешливый взгляд наверх, туда, где предположительно были установлены громкоговорители. Я закатила глаза. Пугаться сирены мне, инспектору Отдела, не пристало от слова совсем.
— Дэм. Тебе стоит поспать, — предвосхищая то, как он будет отбрыкиваться, я добавила. — В условиях ЧС я формально становлюсь выше тебя по званию, так что… — я точно так же насмешливо повела бровью, копируя его, и Дэмиан, хлопнув себя по бёдрам, улыбнулся и встал.
— Ладно. Не буду спорить.
Он прошёл мимо меня в сторону комнаты отдыха, такой высокий, незыблемый, как скала, и мне захотелось придержать его за руку, только зачем? Что я скажу? Что я идиотка и передумала? «Я уверена, если ты объяснишь ему всё, он поймёт» — мне вспомнилась Нэлл. Но я не могла подобрать слов.
— Спасибо тебе, Дэм, — единственное, на что меня хватило. Я успела сказать это до того, как он исчез в комнате отдыха. Дэмиан задержался на пороге, взглянул на меня и улыбнулся. Ни слова. Наверное, говорить ему было так же сложно, как и мне. Когда за ним закрылась дверь, я поняла, что учиться говорить придётся. Потому что после восстановления щитов нам предстоит провести вместе как минимум 21 день. Пока не закончится карантин.
Глава 7
Время близилось к восьми вечера. Солнце уже коснулось горизонта где-то там далеко, у кромки океана, бедно-рыжий свет его заливал пустынные улицы, и они казались равномерно покрытыми толстым слоем пыли. По этим улицам почти сутки никто не ходил, и ещё долго не выйдет: на третий день после восстановления щита начнётся глобальная чистка тяжёлыми химикатами. На улицу снова выйдут дезинфекторы, но теперь у них будет гораздо больше работы. Скорее всего, у нас снова не хватит рабочей силы и мы будем звать на работу добровольцев, предлагая им огромные оклады — подобный прецедент уже был за пять лет до моего рождения, я находила подробное его описание и видеоматериалы в сводках. Добровольцы — не профессионалы, весомый процент их окажется в числе заражённых и проведёт остаток своих дней в изоляторе, надеясь, что отравление окажется не смертельным.
Но заражение почти всегда оказывалось смертельным. Процент излечившихся составлял 0.88 — на 113 заражённых приходится 1 выздоровевший, и дело было не в иммунитете или вакцине, а в банальном везении. Состав крови, фаза менструального цикла, отсутствие сопутствующих заболеваний или, наоборот, их присутствие, срок вакцинирования могли повлиять на исход заболевания. Закономерности не было, а, значит, не было стопроцентного противоядия. Та концентрация токсина, которая была сейчас за этими окнами, была смертельна. И вакцинация на которую уповали главный врач госпиталя Саам Али и Хоуп Стельман, еженедельно вещающая о её необходимости по радио, здесь не работала.