– Понимаете, мой дорогой друг, человек, сам того не подозревая, является жутким хранилищем всяких мерзостей, бр-р, – говорил капитан Беллфиосса, – они, как злодеи за углом, ждут своего часа. Хорошее начинает на них действовать, как рвотное или слабительное. Во всей своей неприглядной красе они устремляются наружу, проявляясь в поступках и словах. Нам кажется, что нами овладевают бесы, мы пугаемся. А они же напротив не находят себе места. И при неправильном обращении с таким подарком, можно всильно навредить своему естеству и покалечить его, обратив весь выход нечистот себе во вред. Ибо никто не знает, каков по силе и характеру окажется выметающийся наружу зловонный поток. Чем бережнее и осторожнее ты отнесешься сейчас к себе и своему состоянию, тем легче и быстрее изгонишь мучающих бесов.
В общем, узнав в каком критическом положении я нахожусь, Беллфиосса предложил перебраться в соседнюю с ним каюту, дабы помочь поскорей избавиться от гнетущего душевного недуга. Я с готовностью согласился, радуясь, что теперь смогу чаще бывать в обществе капитана Беллфиосса.
Однако он прописал уединение.
Утром капитан заглядывал лишь справиться о здоровье, да иногда заходил вечерком угостить стаканом теплого кагора и выкурить трубку бэнга.
Отшельничество я поначалу находил утомительным, но вскоре свыкся, и даже стал ощущать в нем необходимость. Немалую роль здесь сыграла предоставленная возможность вовсю пользоваться библиотекой Беллфиосса.
О, Книги были подобраны с величайшим вкусом и мудростью. Трудно поведать о небесном удовольствии, с коими я погружался с сокровища Беллфиосса, выуживая новые и новые драгоценности. Клянусь, я потерял счет времени, забыл где и зачем нахожусь. Но и это не всё. Вечерами, отложив книгу, я поудобнее усаживался в старое кресло. Брал перо, осторожно макал в чернильницу и неторопливо исписывал лист за листом.
С удивительной легкостью я принялся за это, казалось, забытое занятие. Беллфиосса догадывался о характере моих поздних посиделок, но вслух ни разу об этом не обмолвился. И я был благодарен ему, ибо еще сам не относился всерьёз к своему сочинительству, и потому лишние разговоры были бы в тягость. А на шутки товарищей иногда навещавших и обращавших внимание на следы ночных бдений, я отвечал, не скупясь на иронию и сарказм.
Вскоре я совсем позабыл о мучившей меня болезни и всецело отдался занятию, с которым, как казалось прежде, наши пути никогда не пересекутся. Плохо ли, хорошо ли, но я ошибался. И свеча до глубокой ночи горела на столе моей каюты, опаляя брови и бороду.
Почему я возвратился к сочинительству? Есть только одно объяснение. Как только я брался за перо и бумагу, передо мной открывался мир бесконечных чудес. Я чувствовал, как шаг за шагом учусь использовать наивысшую силу малейшего ясного мига. Я начинал понимать, вернее даже ощущать, как хрупка и иллюзорна дистанция между разными вещами. Между сегодня и завтра, между одним берегом и другим, между мной и тобой. Я чувствовал, как скоро мы перешагнем стенку пространства и времени.
С радостью я отдавался предчувствиям новой жизни, приближение и наступление коей гарантировалось каждым вдохом и выдохом. Новое бытие маячило впереди, маня, как белыми флагами, свободой и вечностью.
Как-то поздним вечером, когда я подточил перо и занес его над бумагой, привычная тишина нарушилась громким криком: «Земля!! Земля!!!»
Шум и суета, вызванные этим смелым заявлением, заставили и меня выглянуть за дверь. Я попал в возбужденный хоровод товарищей, радовавшихся еле различимому в сумерках силуэту земли. Долгие дни и ночи мы не видели берега и не ступали на твердую почву. Море, окружавшее нас, вымывало из подсознания уже иные воспоминания, похожие на сны дельфинов, казалось, в мире не осталось и клочка суши.
И вот перед нами земля.
Опасаясь подводных камней, мы не решились в темноте подплывать ближе и с нетерпением ожидали утро.
Единственный, кто не разделял общую радость и нетерпение, был капитан Беллфиосса. Он с задумчивым видом забивал поминутно трубку и, прячась в клубах дыма, созерцал доступное только ему.
Тут, наверное, пришла пора вспомнить и рассказать вот о чем. Жезл Вакха, находившийся при мне с того печального дня, как я покинул остров любви, очень заинтересовал Беллфиосса. Он увидел эту штуковину во время одной из наших посиделок и присвистнул от удивления. Мне очень хотелось узнать, что означают имеющиеся на жезле руны, и показал тиреус в надежде, что капитан Беллфиосса разберется в надписях. Капитан долго изучал их, потом листал какие-то старые книги и перебирал древние свитки.
– Ну и что? – нетерпеливо спрашивал я. – Проясняется что-нибудь?
– Знаки, начертанные здесь, говорят о многом, – после долгих изысканий проговорил Беллфиосса. – А если в двух словах выразить общее и главное, на латыни это будет звучать: in noc signo vinces.
– А что это значит? Я не силен в латыни.
– А, ну да. Это, так сказать, вывеска жезла. Его заглавие. Оно означает: «Этим победишь».