День чёрной собаки

Но летом даже воскресная служба не собирала в нём много народу: в городе царила жара, многие прихожане разъехались в отпуска или проводили выходные на дачах, поэтому у храма не было оживлённо. Нищие терпеливо ждали окончания службы, негромко обсуждая, что подают сейчас неохотно и немного, и изредка косились на держащегося в стороне Прохора. Косились недружелюбно. Известный юродивый не претендовал на милостыню, но всё равно вызывал у нищих неприязнь, поскольку ему подавали особо, выделяя Прохора среди остальных страждущих. В Москве всегда жалели юродивых, считая, что их устами говорит Бог, и если традиция прислушиваться к звучащим словам постепенно ушла, то жалеть не переставали.

Нищие же считали Прохора удачливым конкурентом. Юродивый это чувствовал и никогда не приближался к их «территории», не привлекал к себе внимания, но без него не оставался – люди подходили, делая небольшой крюк, и делились чем могли. Женщина в жёлтом платье подала бутерброд, явно сделанный своими руками, и сделанный специально, подала и ушла на службу, а юродивый уселся на землю и вцепился в него зубами. А когда закончил и облизал грязные пальцы, к нему подошёл большой чёрный кот. Пушистый, зеленоглазый и по виду – наглый. С другими наглый, а с юродивым – вежливый. Подошёл, уселся и уставился на человека. Ничего не требуя. Просто рассматривая его, как занятную диковинку.

Как будто впервые оказался среди людей.

– Они добрые, – произнёс Прохор, словно продолжая разговор. – Только они сами не знают, чего хотят, когда сюда приходят. Одни просят за себя, другие – за кого-то. Одни надеются, другие боятся поверить, чтобы не надеяться слишком и не разочаровываться потом. Ведь, разочаровавшись, они начнут злиться, но не хотят злиться на Него. Поэтому боятся верить. Боятся просить. Боятся своего гнева, который может прийти потом. Ты это понимаешь? – Ответа юродивый не ждал. – Но мне больше нравятся те, кто стыдится. Я их сразу вижу, а они знают, что я их вижу, и отворачиваются. Не смотрят в глаза. А почему мне в глаза не смотреть – я ведь уже знаю. И Он знает. Но они не смотрят – стыдятся. Каждый своего. Они стыдятся, но это хорошо. Они прячут глаза, но я их понимаю, и Он их понимает, и Он их глаза видит. Даже когда они прячут – Он в них смотрит. А они не понимают… Заходят – и стыдятся, потом выходят и дают мне очень много. А зачем?

Кот поднял правую переднюю лапу, изобразив почти человеческий жест – чуть отвёл её в сторону, словно говоря, что люди, о которых говорит юродивый, обязаны давать. Себе обязаны. Себя спасают.

– Мне ведь много не надо. А они дают как будто для того, чтобы я молчал. Но мне зачем? Я и так молчу. Это их дело. Их и Его. – На седой бороде Прохора остались хлебные крошки, и он стряхнул их на землю. – Один сюда приходит часто… очень сильный, очень лютый. Он приходит к Нему только. – Прохор ткнул пальцем в небо. – Ни с кем не говорит, ничего не рассказывает… Только с Ним говорит. Других не видит и слышать не хочет… не хочет слышать, зачем приходит… если кто узнает, зачем лютый приходит, и скажет – убьёт. А меня – нет. Я его тогда встретил – он глаза не отвёл, сильный он, стыд свой спрятал и смотрит… люто смотрит… я поэтому сказал: «Стыдно тебе». И он меня убить захотел. Остановился, смотрит, но ушёл… стерпел… понял, что я – часть его дороги… Потом вернулся и денег дал. Я говорю: «Храму дай, я потеряю», а он мне суёт… – Прохор засмеялся. – Я потерял, а он больше не давал, но всегда подходит. Не боится мне в глаза смотреть. От меня не боится слышать, что стыдно ему. А другим не хочет. От Него слышит, что стыдно ему, и от меня. Больше никому не позволяет. Он плохой человек. Сильный, но плохой. Но в нём есть свет. В каждом есть свет и тьма, которая зло, и тьма свет не погасит. Свет всё равно пробьётся… он ведь свет. Он обязательно пробьётся, и человеку станет стыдно. Перед Богом. А раз перед Богом, то перед самим собой. И тогда человек станет человеком. Свет сожжёт тьму, но зло всё равно будет наказано. – Юродивый резко повернулся и пронзительно посмотрел коту в глаза.

Бай отшатнулся, но затем понял, что Прохор не угрожает, и вернулся к прежней позе. Однако смотреть стал напряжённо.

– Зло обязательно будет наказано. И каждому будет дано по делам его. А у Него мера, и Он один знает, какова цена, и возьмёт ту, которую знает. И нам цена может очень страшной быть. Но нам цену знать нельзя… мы только зло своё знаем. Зло, которое принесли.

У Бая стали подрагивать усы.

– Мы все своё зло знаем. Каждую каплю его знаем, как кровь, которой нет в тех блудницах. В мёртвых блудницах. И сегодня её найдут. Ещё одну. Мёртвую.

* * *

«Стали известны страшные подробности о самом громком убийстве года! О чём ещё молчит московская полиция?»

Этим вопросом задались респектабельные РИА «Новости» на главной странице своего сайта. Вопрос иллюстрировала эффектная фотография вылетающих из распахнутого багажника BMW летучих мышей, взятая из ролика Кровососа. Сам ролик тоже присутствовал, но был скрыт обязательным предупреждением о наличии шокирующих материалов.