День Дьявола

Он хладнокровно сел на живот Лурдес и прижал ее к земле. Он одел ей что-то на голову. А потом положил обе руки на ее грудь и начал массаж. Он растирал ее грудь, и плечи, и мочки ушей. Я не мог понять, дышит Лурдес или нет. Казалось, что она умерла.

Я наклонился над ней. На голове у Лурдес был тонкий серебряный обруч.

– Я тоже проходил через это, – тихо сказал Демид. – Очень тяжело стать вдруг телепатом. Отвратительно слышать мысли людей, которые окружают тебя. Все равно что стоять по макушку в дерьме. Все равно что засунуть голову в работающий мотор. Нечем дышать, ты глохнешь. Это сводит с ума. Самое трудное – научиться не слышать.

– Что с ней будет?

– Все будет в порядке.

Демид пружинисто поднялся на ноги, и вот уже вышагивал между нами, и блестел своими завораживающими глазами, и отдавал распоряжения:

– Мы теряем время! Цзян, быстро поднимайся на площадку. Мигель, хватит таращиться на свою красотку, тащи ее сюда. Ван Вэй, какого черта ты стоишь? Ты нашел пять точек?

– Да, сэньшэн! – Старик отвесил поклон Демиду. – Я вижу их.

– Разведи всех по местам. Шустрее двигайтесь! Спать потом будете!

Лурдес очнулась. Мне хотелось поговорить с ней, успокоить, но некогда было. Слава Богу, кажется, она чувствовала себя неплохо. Да нет, что там неплохо! Желтые огоньки снова зажглись в ее глазах, она снова рвалась в бой. Демид знал, что говорил.

Мы вскочили на платформу. Ван нарисовал в центре платформы какой-то знак черным и желтым мелом и поставил на него восемь черных свечей в виде сидящих человечков. Потом он начертил на бетоне красным мелом пять кругов, отстоящих друг от друга метров на пять. В один из них он поставил Цзян и начал что-то объяснять ей. Остальные круги, очевидно, должны были занять я, Демид, Лурдес и сам Ван.

– А я? – раздался вдруг голос. – А мне что делать? Куда мне вставать?

Феррера. Мы совсем забыли про него. Он стоял, удрученно опустив руки – никому не нужный сильный и умный человек.

– Стой там, где стоишь! – Демид ткнул ему в грудь пальцем. – Ты не принадлежишь к нам, пятерым. Обижаться тут не на что, дружище, просто так разложились кости. Ты тоже не подался влиянию демона – как минимум, это говорит о том, что ты – тоже скрытый паранорм. Наверное, ты не просто так пришел сюда, в этом деле не бывает случайностей. Но пока для тебя работы нет. Поэтому стой здесь и молчи. Если понадобится, я позову тебя.

Демид прыгнул на платформу. Он подошел по очереди к каждому из нас, нарисовал каждому на лбу китайский иероглиф красным маркером. Сам надел каждому из нас серебряное кольцо – на мизинец правой руки. Зажег свечи в центре площадки. А потом встал в последний оставшийся кружок.

Да, в излишней мягкости обвинить его было нельзя. Он был жестким руководителем. Но и быстрым, что было крайне необходимо в нашей теперешней ситуации.

Поэтому я удивился, когда Ван вытянул в его направлении палец и сказал:

– Демид – это ТЕРПЕНИЕ.

Все замерло вокруг нас. Казалось, даже шум поезда начал стихать. Удары сердца демона стали глуше. Мы стояли, и слушали, что говорит Ван Вэй негромким голосом, боялись пропустить каждое его слово.

– Демид – это ТЕРПЕНИЕ особого рода, – продолжал старик. – Демид может показаться вам резким, но терпение его рассчитано не на дни, а на тысячелетия. Иногда это человеческое свойство бывает главным. Но не сегодня. Звезды сказали, что сегодня главное – это СИЛА. Сила – это Мигель. Сила его живая и быстрая, но только такая и нужна в борьбе с большими демонами. Ань Цзян – это ЛЮБОВЬ. Любовь чистая, и нежная, подобная благоухающему цветку лотоса, она расцветает и тянется к самым звездам. Лурдес – это СТРАСТЬ. Страсть, сжигающая себя и всех, кто прикоснется к ней. Ты – самый опасный человек здесь, Лурдес. Ты можешь быть опасной для себя и других, если не сумеешь справиться со своей страстью. Направь же природу свою против врага нашего, и усиль всех нас, и не сгори при этом сама. Обруч, который у тебя на голове, поможет тебе в этом. Вот и все. Я сказал все, что хотел сказать.

– А ты кто? – Может быть, сейчас не положено было задавать вопросов, но я не удержался.

– Я – МУДРОСТЬ, – произнес он. И замер окончательно.