– Вы опять шутите, – строго сказала Анютка, сдвинув бровки. – Здесь есть китайская кухня, и немножко филиппинская, и еще вьетнамская – тоже немножко. А el Vodka здесь не бывает.
– И что же здесь пьют? – поинтересовался я, неуклонно зарабатывая себе репутацию алкоголика. – Мне надо выпить чего-нибудь крепкого – хотя бы виски.
– Вам надо кушать, – сказала Анютка тоном, не терпящим возражений. – А пить надо после. И если вы не знаете, что надо заказывать, я буду делать это сама. А вы не будете жалеть. Хорошо?
– Vamos a ver
[69], – ответил я. – Только побыстрее. Я есть хочу.Я не пожалел. Кормили в этом заведении так, что у меня глаза лезли на лоб. Честно говоря, я даже не помню толком, что ел, и даже не пытался узнать. С виду это мало походило на человеческую еду, но это было упоительно вкусно. И поэтому я не хотел знать, из чего это было приготовлено. Я только постанывал от наслаждения, когда отправлял в рот очередную порцию длинных, тянущихся на полметра из тарелки, бледных и слизистых на вид отростков растительного происхождения, имеющих божественно тонкий вкус.
Поначалу, правда, у меня возникли некоторые проблемы. Потому что я отказался есть палочками.
– Попроси, чтобы принесли вилку, – сказал я Анютке. – Нож могут не приносить, я умею есть и без него. У меня воспитание такое – мне и вилки достаточно.
– Будете есть палочками, – заявила Анютка.
– Я не умею.
– Я вас научу.
– Я тупой. У меня не получится.
– Вот, смотрите. – Девочка взяла пальчиками палочки и ловко подцепила из тарелки кусочек чего-то зеленоватого – то ли моллюска, то ли мяса неизвестного науке животного. – Это очень просто. Делайте, как я.
– Ага! – Я бодро вставил палочки между пальцами, и направил их в кучу овощей. В результате одна палочка выпрыгнула и утонула в стакане с соком, другая улизнула под стол, а овощи с нескрываемым удовольствием свалились на скатерть и остались лежать там.
– Вот… – сокрушенно произнес я. – Я же говорил. Может, мне руками есть? Или прямо ртом из тарелки? У вас так не принято?
– Так едят свиньи. – Цзян взяла своими палочками из моей тарелки изрядную порцию риса, смешанного со специями. – Видите, как просто? Открывайте рот.
Я открыл рот, и Анютка переправила туда все, что подцепила на свои палочки.
– Вкусно, – заявил я. – Еще.
– Вы должны сами…
– Еще!
Она кормила меня как птенчика, и полресторана исподтишка наблюдало за нами. По-моему, все мужчины в этом заведении мне завидовали.
– Простите… – Официант дотронулся до моего плеча. – У сеньора нет палочек?
– Ага! – Я жевал, и что-то свешивалось у меня изо рта. – Они упали. На пол.
– Вам дать новые?
– Дать. Пары три. Я страшно неловкий.
Я немедленно получил три бумажных упаковки с палочками. Я открыл все три и устроил небольшой цирк.
Мне еще не приходилось жонглировать китайскими палочками для еды. Это не самый подходящий объект для жонглирования, они слишком легкие. Но я справился. И, когда три палочки сновали у меня между пальцами, я подцепил одной из них грибок из тарелки и подкинул его в воздух. Грибок совершил тройное сальто и упал прямо в мой открытый рот.
– Ay, mi madre!
[70]– воскликнул я. – Кажется, у меня начало получаться!– Прекратите! – Анютка задыхалась от смеха. – Так неприлично…
– А так? – Я подкинул все шесть палочек и они по очереди воткнулись в горку риса. – Амиго, – обратился я к официанту. – У вас есть еще есть эти чертовы палочки? Кажется, я снова потерял все. Я же говорил вам, у меня руки не тем концом вставлены…
– Есть. Я дам вам сколько угодно…
Узкоглазый парень-официант, услужливо стоявший рядом и таращивший глаза на то, что я вытворяю, не выдержал и громко захохотал. И тут же покраснел, закрыл рот рукой, пробормотал "простите" и убежал за кулисы.
– Вот он, оскал капитализма, – констатировал я. – Не дают человеку проявить свои истинные чувства. Скажи своему дяде, чтобы не лишал его премиальных. Он, в конце концов, не виноват!
– Вы – противный обманщик! – заявила Цзян. – Вы можете есть палочками. И вы будете есть ими…
– Буду, – я кивнул головой. – Но только в одном случае. Если ты, солнышко мое, перестанешь называть меня на "Вы". Потому что я вздрагиваю каждый раз, когда ты произносишь свое "Usted"
[71]. Мне тогда кажется, что мне уже лет шестьдесят. Ты будешь называть меня por tu [72], и немедленно. Иначе я такое представление здесь устрою, что тебя сюда больше пускать не будут, даже несмотря на протекцию твоего замечательного дяди Сяопина!– Сяомина…
– Не важно.
– Хорошо, – произнесла она неуверенно. – Я буду звать… тебя… на ты.