День гнева

– Совершеннейший гебистский клиент, – решил Махов. – Звони им, Гриша.

– Фамилия его как? – поспешил без надежды спросить Смирнов.

– Савкин. Геннадий Иванович, – автоматически ответил мент и пошел искать телефон. Махов, окончательно расслабившись, закурил вторично.

– Везет тебе в последнее время, Леня, – сказал Смирнов.

– Стараюсь.

– Это не ты, это кто-то старается.

– Так кто же старается? – ощетинился вдруг Махов.

– Судьба, – объяснил Смирнов. – Везенье – это судьба.

– Пойдемте отсюда, Александр Иванович, – подал голос Сырцов.

33

С презентации вернулись очень поздно. Имевшая успех Алуся насосалась там у детишек прилично. Без разуменья и соразмерности рухнув на тахту, она отшибла задницу, обиделась неизвестно на кого и решила плачуще:

– Все! Постель стелить не буду! Будем спать, как на вокзале!

И, действительно, завалилась на тахту, не снимая меховой жакетки и декольтированного платья. Только туфлями выстрелила по разным углам. Злой, как бес, Кузьминский направился на кухню. В связи с водительскими обязанностями он был трезв, как Егор Лигачев, и намерен сиюминутно ликвидировать какое-либо свое сходство с одним из лидеров бывшей когда-то КПСС.

– Витька, телефон принеси! – прокричала из комнаты Алуся. – Мне с Лариской срочно поговорить надо.

– Третий час уже! – для порядка проворчал Виктор, вырвал штекер и перенес аппарат из кухни к алуськиной тахте. – Очень хочется услышать как ты хороша была сегодня, да?

– Пошел вон! – капризно распорядилась она и поставила телефонный аппарат себе на живот. Для удобства.

Кузьминский на кухне, на всякий случай, прицепил наушник и включил его в сеть. Пока готовил выпить-закусить с интересом слушал сплетни, интонацию сплетни, стиль сегодняшней сплетни. Авось для дела пригодится.

Порезал свежих огурчиков и тут же посолил. Огурчики сразу дали направляющий дух. Дух этот торопил сделать основное, и Кузьминский, вынув бутылку "Смирнофф" из холодильника, налил в старинную двадцатиграммовую стопку до краев. Под благоухающую дольку огурца, под животворящий вкус черняшки, а ну ее, всю до дна!

"Кузьминский-то у тебя?" Это Лариска. "У меня, где же ему быть." Это Алуська. "Он в принципе ничего, но какой-то грубый, неинтеллигентный. Ты поработай над ним. Ну, пока, курочка-ряба."

Дамы одновременно положили трубки. Алуся громко сообщила из комнаты:

– Лариса считает, что ты – ничего, только какой-то грубый, неинтеллигентный!

– Я уже давно обнаружил одну закономерность, – спрятав наушники в карман, Кузьминский, подготавливая незаметное приближение алкогольного кайфа, был непрочь и побеседовать. – Чем дурее баба, тем неинтеллигентным кажусь я ей.

– Ну, а на самом деле какой ты: интеллигентный или неинтеллигентный? – громко спросила Алуся и тут же страстно зевнула с зубовным лязгом. И так громко, что Кузьминский, испугавшись, пролил несколько капель смирновской мимо стопки на голубой пластик стола.

– Ты чего там, проволочку перекусывала? – злобно полюбопытствовал он.

– Ты на вопрос отвечай, – резонно заметила она и зевнула на этот раз протяжно.

Выпив вторую и закусив, Кузьминский объяснил все как есть:

– Я умею носить костюм, на мне ловко сидят джинсы, я не боюсь отращивать бороду и не боюсь сбривать ее. Я – нахватан в малоизвестных областях, я знаю смысл слова "амбивалентность", мне никто не нравится, я читал Кафку и делаю вид, что читал Марселя Пруста. Я – интеллигентный, Алуся.

– А я читала Ломоносова, – с гордостью сообщила она.

– С чем и поздравляю, – почти двухсотпятидесятиграммовая доза пришлась весьма и весьма кстати, и Кузьминский стоял перед альтернативой: продолжить игры со Смирновым или начать с Алусей игры другого рода.

Забренчал, забренчал телефон. Алуся сняла трубку и сказала:

– Слушаю, – и через паузу – подожди минуту.

Она прошлепала к кухонной двери и закрыла ее. Возвращаясь на тахту, закрыла дверь и в комнату.

Кузьминский в этот момент подсоединился.

– Говори, – это Алуся.

– Киска, ты даже не представляешь, как я рад слышать твой голос!

– Я так понимаю, что даже один мой голос тебя вполне устраивает.

– Устраивает, ласточка, но, если честно, не удовлетворяет.

– Раз уж до меня никак добраться не можешь, занимайся онанизмом.

– Можешь мне поверить, этим я и занимаюсь. В переносном смысле, естественно. Просьба небольшая: передай по команде, что все прошло благополучно и звонко. Я уже с Шереметьева с нейтральной полосы. Отбываю надолго, Алла. И на нелегкие дела.

– Ах, куда же ты, милок,

Ах, куда ты?

Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты.

В Красной Армии штыки

Чай, найдутся.

Без тебя большевики

Обойдутся!

с хорошей народной интонацией спела в трубку Алуся.

– Не обойдутся, – серьезно возразил голос и спросил: – Известного советского драматурга ты с презентации, конечно, прихватила с собой?

– Да иди ты! – разозлилась Алуся.

– Передай ему, голубка, следующее: они проиграли. Впрочем, он сейчас, наверняка, нас слушает и я буду говорить прямо ему. Витя, передай своему дряхлеющему полковнику, что сегодня деньги, все деньги ушли за бугор с концами. Здесь не оставлено ни ниточки, за которую он мог бы ухватиться. Документация отбывает со мной.