День гнева

Петер Скуг весь менялся рядом с Синдре Форсманом. Не то чтобы без Синдре он выглядел неуверенным и жалким, но рядом с коллегой-пастором и шаг становился уверенней, и сами собой расправлялись плечи. Появлялось ощущение себя как центра вселенной, незнакомое Петеру до появления в Кнутбю Синдре. Ведь в свои двадцать четыре года Петер Скуг ощущал себя старше многих, кто сейчас вместе с ним мысленно готовился к матчу.

– Решил вот присоединиться, – улыбнулся Синдре. – Ничто так не лечит душевные раны, как хорошая компания.

Они обсудили последнее пасторское совещание. После смерти жены Синдре взял короткий отпуск, но теперь вернулся к работе, и Петер подумывал подойти к интересующему его вопросу с этой стороны. Но по мере приближения к стадиону компания росла, и в короткой очереди к двери-вертушке надежды на конфиденциальность испарились окончательно.

Для футбольного клуба «Кнутбю» эта весна обещала быть жаркой. В истекшем году команде удалось переместиться из седьмого дивизиона в шестой, где уровень борьбы был совсем другой. Осенью победы одна за другой сыпались на их головы, и в очередях к кассам супермаркета «Иса» болельщики обсуждали разгромные двузначные счета на табло. Но постепенно темы разговоров сменились. Теперь люди думали о том, как внушить командный дух коллективу молодых игроков, проигравших пять матчей подряд. Потому что, хотя умные головы и не уставали разъяснять, что главное не результат, а участие, жителей поселка волновали только результаты.

Обычно на домашние матчи приходило не более полусотни болельщиков, но сегодня случай был особый, и занятых мест оказалось почти вдвое больше. Матча с командой из Шептюны ждали давно. Игра шла за нижние места в турнирной таблице, и накал страстей ожидался нешуточный. В случае поражения «Кнутбю» предстоящий футбольный сезон обещал быть долгим.

Петер Скуг знал всех или почти всех как на поле, так и вокруг него. Он раздавал приветствия направо и налево, но поскольку шел рядом с Синдре, многие предпочитали держаться от него на расстоянии. Общественная жизнь в Кнутбю состояла как бы из двух блоков, разделенных непроницаемой чертой. Активисты церковной общины избегали общения со спортсменами и болельщиками и наоборот. Петер Скуг являл собой исключение, чувствуя себя одинаково комфортно в том и другом кругу.

– Но я ничего в этом не понимаю, – кокетливо улыбался Синдре. – Эта игра всегда была для меня слишком сложной.

– Могу тебя просветить, – рассмеялся Петер. – Видишь те белые столбы с сеткой у себя за спиной? Наша цель – хотя бы раз загнать туда мяч.

– Спасибо, – кивнул Синдре. – Думаю, это будет незабываемый опыт.

Петер снова рассмеялся. Игроки натягивали на лбы шапки и потирали руки. Многие так и остались в варежках, когда судья на десять минут раньше положенного дал сигнальный свисток.

Публика к тому времени успела замерзнуть, и первые сорок пять минут вылились в сплошное мучение. Зато не было недостатка в аплодисментах, которые стали для болельщиков едва ли не единственным способом хоть как-то согреться. На качество игры это более-менее заметного влияния не оказало. Бестолковые длинные мячи, фолы и отвратительные подножки то и дело портили общую картину. В перерыве на табло стояло 0:0, и очередь за сосисками-гриль росла быстрее обычного.

– Как жена? – спросил кто-то Петера, когда они с Синдре, каждый со своей сосиской, устраивались на скамье.

Петер помахал рукой, демонстрируя голливудскую улыбку.

«Тоже мне звезда», – подумал Синдре.

Но таков Петер Скуг. Ему было шестнадцать, когда Эва переехала в Кнутбю из Уппсалы, где ее, так или иначе, отстранили от церковной деятельности. Оба Скуга, отец и сын, сразу влюбились в красивую, харизматичную пасторшу, вскоре ставшую лидером местной Филадельфийской общины.

Эва предпочла Петера, и уже год спустя весь Кнутбю знал, что они спят друг с другом. Петеру удалось воплотить в жизнь исконную мальчишескую мечту – быть соблазненным зрелой женщиной. Это создало ему качественно новый статус среди сверстников, как если бы он купил «БМВ» или прыгнул в высоту больше чем на два метра. Но он был Петер Скуг, который делил постель с самым желанным пастором в мире. Это ли не причина для зависти?

Вторую половину игры Синдре провел в беспрерывных разговорах по мобильному, и ничто на свете не могло отвлечь его от этого занятия. Матч закончился со счетом «один-один», то есть вопрос о худшей команде в турнирной таблице откладывался до следующей встречи.

Потом они пошли домой и неожиданно оказались с Синдре одни на проселочном шоссе. Петер понял, что час настал.

Как и все в Кнутбю, он любил Кристину Форсман, но быстро заметил ее равнодушие к библейским штудиям мужа, равно как и к жизни общины в целом. Кристина дистанцировалась от церкви, и при желании это можно было истолковать как недостаток веры. «Она не имеет Иисуса в сердце», – именно так и говорили люди.

Но разве в Иисусе было дело? Синдре рассказывал, что Кристина не утонула. Причиной смерти стал пролом черепа в результате удара головой о смеситель, разве не странно?