День гнева

– Но почему бы тебе просто не отослать им этот протокол?

– Я не могу!

– Почему?

– Ты шутишь?

– Нет, – Эва искренне недоумевала.

– Там же декстропропоксифен.

– Декстро… – Эва запнулась. – О чем ты?

– Серьезно? Я был уверен, что ты в курсе… Так, ерунда, мы обсуждали это с Пером и Петером. Но при большом желании, – Синдре выделил голосом слово «большом», – дело можно истолковать неверно.

Эва почувствовала, как в ней пробуждается злоба:

– И почему ты не говорил мне этого раньше?

Синдре пожал плечами:

– Потому что это мелочь… А ты Фирца.

– Я отвечаю за все, что происходит в общине, Синдре, – прошипела она. – Перед Иисусом, людьми, перед всем миром… Что ты такое говоришь?

– Медики нашли в теле Кристины декстропропоксифен. Это химическое вещество, которое содержится в обезболивающих препаратах. В частности, в дексофене, который я принимал от сколиоза и который хранился у нас дома.

– Но…

– В организме Кристины обнаружена смертельная доза этого вещества. Причем не в желудке, что исключает вариант с таблетками.

Эва уставилась на Синдре непонимающими глазами:

– То есть…

– Я хочу сказать, что…

– Нет! – вырвалось у нее. – Я не хочу этого знать, слышишь?

Он пожал плечами:

– Собственно, знать тут нечего… Кроме того, что я понятия не имею, как буду объясняться с Юнасом и Юханной. Если я отправлю им протокол вскрытия и они все это увидят…

Синдре тряхнул головой.

– И что будет? – не выдержала Эва.

– Боюсь, они могут сделать неверные выводы. Тут ведь можно вообразить себе что угодно… в том числе и самоубийство.

Эва кивнула. Она видела, что Синдре успел поразмышлять над всем этим гораздо больше, чем она.

– И следующий вопрос будет, почему она это сделала, – дополнила его мысль Эва. – Как могла их любимая дочь, которая, как они считали, была так счастлива в Кнутбю, лишить себя жизни… Да, я и в самом деле не знаю, что тебе посоветовать.

Синдре кивнул. Поправил очки.

– Все верно, – согласился он. – Так оно и будет.

Эва подняла на него вопросительный взгляд.

– Для нас с тобой это, может, и к лучшему, – продолжал Синдре, решительно потирая себе бедро. – Это многое упрощает.

– Ты говорил с Лукасом? – перебила Эва.

– Лукас? – переспросил Синдре. – Он-то здесь при чем?

Муж Беттан Лукас вот уже два года как руководил фирмой «Веббюн», где работала Микаэла и куда Эва недавно пристроила Синдре в качестве экспедитора.

– Если у него есть программы, которые делают толстяков стройняшками, а желтые зубы ослепительно белыми, то что стоит ему стереть пару-другую строчек в протоколе?

Синдре скептически поджал губы:

– Это так важно для тебя?

– Скорее для тебя, – холодно поправила Эва.

– Но если я это сделаю, – не слушал ее Синдре, – чем ты меня отблагодаришь?

Лицо Эвы полыхнуло злобой. Как будто это ее проблема, что смерть Кристины не была тем, чем до сих пор казалась. Как будто то, что их община рискует привлечь к себе нежелательное внимание, касалось Синдре в меньшей степени, чем ее.

Но Эва быстро совладала с собой.

– Попроси Лукаса помочь тебе, – сказала она.

– Ты прекрасно знаешь, как сможешь отблагодарить меня в этом случае, – ответил он. – Разведись с Петером.

Весна 2000

30

Синдре рисковал.

Он не впервые смешивал личные интересы с волей Господа и не понимал, что сбить Эву с намеченного пути просто невозможно.

Синдре ошибался, потому что ее развод с Петером явно не входил в планы Господа, тем более Эва не думала оставлять мужа ради Синдре.

– Не заставляй меня выбирать, – сказала она. – Ты будешь разочарован.

Это не было пустой угрозой. Синдре, с его начитанностью и аналитическим умом, был настоящей находкой для Кнутбю. От головокружительных интеллектуальных трюков, которые он проделывал, комментируя библейские тексты, захватывало дух. Ни одна другая община не имела такого блестящего полемиста. Эва знала, как ей будет не хватать его силы и голоса, каким он шептал ей в ухо имя Иисуса. Не в последнюю очередь и его внимательных пальцев… Но все это, не сомневаясь ни секунды, она была готова принести в жертву любви к Петеру.

Потому что гораздо легче могла представить свою жизнь без Синдре, нежели без Петера.

При этом преимущество Эвы состояло в том, что выбирать ей не приходилось, и это было то, чего никак не мог уразуметь Синдре. Он почти ежедневно атаковал ее цитатами, знамениями и прорицаниями и не раз переступал грань дозволенного. Эва воспринимала это как последствия постигшего его горя. Синдре наверняка не вел бы себя так, будь жизнь хоть чуточку милосерднее к нему в последнее время. Но когда Эва пыталась объяснить Синдре, что его поведение лишь проекция отчаяния, получала в ответ очередную порцию цитат. Синдре стал невменяем, и это стремительно приближало ситуацию к катастрофе.

Обращался ли он за помощью к Лукасу Альме? Эва не решалась ни спросить об этом самого Лукаса, ни снова поднимать эту тему в разговорах с Синдре. По большому счету она здесь вообще была ни при чем. Все, чего хотела Эва, это вернуть жизнь в прежнее русло. И здесь она решила прибегнуть к своему самому мощному оружию – попросить помощи у Иисуса.